На минуту они так и застыли — Бийран в луже на одном колене (бедняга, у него, наверное, вся штанина промокла) и Альдис рядом. Хорошо, что мимо плаца не проходил никто из взрослых, мог бы неправильно понять. Или наоборот — слишком правильно.

— От судьбы не уйдешь, — улыбнулся Бийран. — Тебе суждено любить меня. Мы будем вместе, это предрешено. Мы закончим академию, ты выйдешь за меня замуж и станешь хозяйкой моего фордора. Мы будем жить в доме моих предков, и ты подаришь мне четверых детей — двух сыновей и двух дочерей. Ты будешь вести хозяйство, ждать меня, я продвинусь по службе и дослужусь до генерала. У нас будет дом в столице…

— Каракатицу тебе в жены!

Она выдернула руку, с неожиданной яростью толкнула парня в лужу. И ушла.

Вот всегда так. Откроешься кому-нибудь, а он…

«Я люблю тебя», как же. Сванд любит кого угодно, только не Альдис. У него в голове красивая цветная картинка, наподобие рекламной открытки. И на этой открытке — слащавая Альдис с рекламной улыбкой, вся такая особенная-преособенная.

Видит Всеотец, даже лучше, что это все оказалось ненастоящим. Ей не в чем себя упрекнуть. Только почему так больно? Почему так хочется плакать?

Intermedius Сигрид Кнутсдоттир

Intermedius

Сигрид Кнутсдоттир

Если Клид Бранаг и удивился, когда в столовой к нему подсела Сигрид Кнутсдоттир, он ничем не выказал этого удивления.

Он вообще славился умением скрывать свои чувства.

Отец Клида был гальтом, мать ниронкой. Такую пару не часто встретишь: вопреки всем усилиям правящего Дома Солнца, каждый народ предпочитал выбирать супругов из своего племени и неохотно мешал кровь. И это несмотря на то, что дети от таких браков зачастую рождались умными и красивыми.

А Клид был красив по меркам любой из рас. От матери он унаследовал слегка раскосые глаза и прямые темные волосы. От отца — молочно-белую кожу, острые скулы, по-гальтски изысканные черты лица. Его считали красавчиком в молодости, но и сейчас, перешагнув сорокалетний рубеж, он не утратил привлекательности для женщин. Напротив, зрелая мужественность, выправка военного и боевое прошлое вкупе с саркастичной маской разочарованного в жизни циника — все это без промаха било в женские сердца. И красавицы, и дурнушки с одинаковой легкостью теряли голову.

Острая на язык Кейко Нода даже как-то съязвила, что Бранаг сбежал на Виндерхейм от излишнего женского внимания. Кто знает, может, в этих словах крылось больше истины, чем полагала сама ниронка.

Если это и было целью Бранага, то он просчитался.

Тертые жизнью женщины-офицеры в полной мере оценили такой подарок судьбы. Официальный запрет на служебные романы не мешал им комментировать и сравнивать окружающих мужчин, иногда в едкой, потрясающей по своему цинизму манере. А уж о курсантках и говорить неудобно. Клид оглянуться не успел, как стал предметом страсти нежной, причиной ночных слез в подушку и адресатом анонимных посланий, изрисованных сердечками. И пусть все эти охи и вздохи не переходили границу игры, последствия (от стойкой нелюбви мальчишек до излишне въедливых проверок со стороны начальства) офицеру приходилось разгребать еще долго.