Вместо Сергея рацию взял я и нарочито строгим тоном ответил:

– Приём! Санёк, вы что там засоряете эфир? Поспать, блин, не даёте. Флюру его басом только в общественном туалете кричать.

Из динамика донеслись отдалённые звуки смеха. Я между тем продолжил:

– А насчёт супчика ты прав – организм, он не железный, надо иногда и побаловать. Тем более в кунге, наверное, тепло, к тому же там наши женщины, – я хохотнул, – да и в полный рост можно будет встать, хоть немного размять кости. Не мешало бы и Колю пропустить по кругу – вставить пистон за такие расчёты. Какого чёрта! Он что, не знал, что при таком морозе расход топлива будет гораздо выше. Ладно, за обедом всё обговорим, а сейчас всех ждём – с минуты на минуту наша таратайка заглохнет.

Я передал рацию в руки Сергея, а сам закрыл глаза и откинулся на спинку пассажирского сиденья. В голову опять полезли мысли об истории нашей жизни после катастрофы, и перед глазами живо возникла почти сюрреалистическая картина её последствий. Я снова видел развалины домов в Пущино после сильнейшего землетрясения, случившегося в результате взрыва Йеллоустоунского супервулкана (хотя он располагался в такой, казалось бы, далёкой Америке); трупы жителей соседней деревни, отравившихся вулканическими газами. Я снова как наяву слышал как приговор звучавшие слова немногих, всё ещё работающих радиостанций: «По мнению специалистов, мощность взрыва вулкана эквивалентна десятку тысяч Хиросим. По наблюдениям, которые ведутся из космоса, в небо, на высоту до ста километров взметнулись столбы раскалённых газов, пепла и каменных обломков. Одновременно пирокластические потоки мчатся вдоль поверхности земли.»

Вскоре связь со спутниками была потеряна, вулканический пепел и газ распространились по всей Земле, стало невозможным воздушное сообщение, выброшенные на орбиту осколки начали выпадать на Землю метеоритным дождём. Сила землетрясений, прокатившихся по всей Земле, составляла от 8 до 9,7 балла по шкале Рихтера. Образовавшиеся цунами смывали целые страны.

Мы сами длительное время наблюдали падение метеоритов, грохотало постоянно, в течение целого месяца. Видели мы и массу уничтоженных и повреждённых зданий, все мосты и путепроводы были разрушены, транспортное сообщение практически прекратилось. На счастье, ядовитый вулканический газ был тяжелее воздуха и быстро распадался на безопасные фракции. Через неделю после взрыва супервулкана можно было совершенно спокойно ходить по улице без противогаза. В какой бы город мы тогда ни заезжали, встречаемые нами выжившие люди были растеряны и испуганы. Местные власти, как правило, были полностью дезорганизованны и в большей степени занимались спасением и обеспечением самих себя, родных и своих прихлебателей. Ко всему прочему и радиосвязь постепенно нарушалась; уже через месяц после катастрофы атмосфера стала полностью непроницаема для радиоволн, впрочем, как и для прямого солнечного света. Температура начала резко понижаться, и уже в феврале бывали дни, когда она опускалась до –95 градусов по Цельсию. На Землю опустился полумрак. Длительность так называемого светового дня сократилась более чем наполовину. На фоне гибели нашего старого, привычного, такого уютного и теплого мира практически каждого из нас постигла личная трагедия – гибель родных, друзей, потеря собственных жилищ. И если бы не защитное свойство человеческого мозга довольно быстро убирать из памяти большую часть неприятных воспоминаний, можно было бы сойти с ума от такого количества увиденных нами трупов людей, разрушений и прочих несчастий. Вот и теперь, постепенно, мои мысли перекинулись на более приятные воспоминания. Как-то недавно, сидя за большим праздничным столом, в шутку я заявил: