В Печорах довольно быстро меня пропустили во внутренний двор. После этого провели в келью с густым запахом воска, где в черном клобуке сидел монах и читал. Он протянул руку и представился:

– Иегумен Алипий, настоятель этого монастыря.

– Генерал Иволгин, командующий Ленинградским военным округом. Вы написали мне это письмо.

– Да! Я писал это письмо. С вами хочет встретиться отшельник Варсонофий. Он просил меня передать вам вот это, – он протянул мне «Иволгу». – И просил, чтобы вы приехали. Единственное «но»: отец Варсонофий девятнадцать лет назад дал обет молчания. Мы с ним общаемся с помощью записок. Но он неизлечимо болен и умирает. Прошу заранее меня извинить, но не выполнить его просьбу я не мог. И еще, он живет не в монастыре, а на мызе Нетсайя, это в семнадцати километрах отсюда.

– Этот значок, «Иволга», знак отдельной разведроты Ленинградского фронта, которой я командовал. Показывайте вашего отшельника.

Мы долго ехали по лесной дороге, наконец, остановились возле небольшой скалы, с щелью у подножия.

– Он живет здесь.

Я вошел в абсолютно темное убежище отшельника и зажег электрический фонарь. В нос ударило какими-то неприятными запахами. В одном из углов обнаружил топчан с тряпками, на нем какое-то тело.

– Максим? Ты пришел? – послышался донельзя знакомый голос.

– Повернись!

На меня уставился бородатый седой мужик, который попытался встать, но не сумел. Я ему помог. Прикрыл ладонью ему бороду. Боже мой! Подполковник Овечкин! Сашка! Дважды Герой Советского Союза. Легендарный разведчик. Пропал без вести в 1944 году в Эстонии, после того как убили его жену, точнее, распяли вместе с сыном и неродившейся дочерью под Пярну.

– Сашка!

– Я, Максим, я. Прости, что позвал, но я умираю: рак. А осталось два стервеца, которые убили Хуун, Максимку и дочку. Вот их координаты. Живут в Парагвае. Мне не дотянуться, а ты сможешь. Остальных я сжег, – и он, ногой, выдвинул из-под топчана ротный огнемёт. – Все остальные – вот в этом списке. Живых нет.

– Ты – «Огненный монах»? – спросил я, вспомнив историю борьбы с «лесными братьями».

– Да, Максим. За это меня и карают. Иди! Мне тяжело говорить. Обо мне не беспокойся! Я свое отмолил.

Дробь! Не наблюдать!

Дробь! Не наблюдать!

Ночная зимняя губа парила. На мелководье собирались «блины», которые обступали легкий корпус К-21, шуршали, продвигаясь в корму, пока портовый буксир выводил лодку из Оленьей губы. Она только что прибыла на Северный флот, и это был ее третий поход в составе флота. Собственно, это еще не был «флот» в привычном понимании этого вопроса. Несколько кораблей и несколько подводных лодок легли в основу будущего мощнейшего флота СССР. Наконец, буксирный конец отдан, застучали 9ДКР всеми восемью тысячами лошадей, выхлоп которых вспенивал воду с обоих бортов. Лодка уходила в сторону Печенги, которая носила сейчас название Петсамо и принадлежала Финляндии. А сейчас там были немцы.