Но спустя пару мгновений стало ясно, что мой друг ничего не знает о том, что сделал «малыш Эд». Светлый бог, как бы мне хотелось и самому забыть об этом.
— Сколько я проспал? — прохрипел я.
— Два дня, Эд!
Он поерзал на табурете, потянулся. Сон улетучился, и теперь бывшего воришку раздирало любопытство:
— Что произошло, Эд? Я был внизу, когда с тобой это случилось. Никто ничего не понял. Кван говорит, что это из-за раны.
«Если ты скажешь о Шоне, Эд, о том, что ты с ним сделал, — от тебя все отвернутся».
Я был согласен со своим внутренним голосом. Но как можно утаить такое? Как можно считать кого-то своим другом, когда даже от него скрываешь истинную сущность?
Вновь захотелось плакать, но добрая улыбка Фарри чуть успокоила меня. Драная жизнь, как получилось что бывший пиратский раб, потерявший близких из-за чужой, недоброй воли, все еще способен так улыбаться? Как вышло, что мальчик, прошедший через преисподнюю воровских трущоб, может дарить сердечное тепло окружающим?
Даже таким монстрам, как я.
Вот почему кто-то рождается хорошим, а кто-то нет?
— Как Шон? — вымолвил я.
— Кван говорит, что совсем плохо. Та тварь его больше не выпускает. Лежит и скалится…
Последняя надежда во мне умерла. Она пряталась где-то на задворках сознания, из последних сил цепляясь за шанс чуда. За крошечную мечту, где Шон все-таки поборол ту тварь. Просто отступил ненадолго, а потом бах — и прогнал демона прочь. Что мое решение подстегнуть его оказалось верным.
На сердце образовалась пустота.
— Это я виноват…
— Ты?