* * *

Если бы Николай увидел, что сделал Юбер Бондиль, оставшись в одиночестве, то изрядно бы удивился. Канадец проводил начальника экспедиции взглядом, пока тот не растаял в пелене апертуры, извлёк из кармана складной нож и перерезал огнепроводный шнур. Пинком отшвырнул подальше от заминированной установки, тлеющий обрезок, дождался, пока тот догорит до конца и старательно затоптал искры. После чего — дёрнул вниз рубильники на распределительном щите. Разряды на катушках погасли, апертура стянулась в ослепительную точку, повисела на несколько мгновений между мачтами «ворот» и пропала с электрическим треском, от которого у Юбера зашевелились волосы на голове и по коже пробежали невидимые мураши.

В дверном проёме, скупо пропускающем в ангар дневной свет, возникла фигура с карабином на плече. Пришелец держал оружие небрежно, за ствол, явно не ожидая подвоха.

Юбер приветственно помахал рукой.

— Ты вовремя, Майки! У нас работы непочатый край — надо вынуть начинку из этой рухляди, а потом рассовать динамит так, чтобы после взрыва никто не догадался, что в ней уже успели покопаться.

О'Фланниган обошёл апертьёр. Хрустальные, золотые и зеркальные поверхности, чьё движение наполняло устройство жизнью, замерли в неподвижности. Казалось, из машины вынули её механическую душу.

— Думаешь, справимся? — в голосе ирландца звучало сомнение. — Вон сколько всего тут наворочено — тут нужен часовщик, а я всего лишь паровозных механик…

Теперь, когда сияние в недрах апертьёра погасло, он превратился в бессмысленное с виду нагромождение зубчатых колёс, маховиков и стержней, соединённых наугад, без кого-либо внятного плана.

— Раз механик — справишься. Хватай там, в углу, кувалду, и не бойся что-нибудь разбить или погнуть, «хрустальные стержни» можно расколоть разве что, динамитом. Недаром русский инженер запихнул туда дюжину шашек — чтобы уж наверняка…

Через четверть часа апертьёр, удивительное творение инженерной мысли, превратился в беспорядочную груду искорёженных деталей. Но даже в таком виде он сохранил тень былой красоты — так раздавленный сапогом бутон розы хранит в себе отпечаток того мгновения, когда она была сорвана со стебля во всём великолепии, сияющая капельками росы на лепестках.

Ирландец, впрочем, о таких материях не задумывался. Хрустя подошвами по раскатившимся шестерёнкам, он рассовывал по внутренностям апертьёра динамит.

— Ну вот, готово, дружище! Теперь только запалить шнур — и в сельву. Пересидим денёк-другой, а потом выйдем к посёлку. И тогда, как договорились: Я механик, ты — и мой помощник. Когда явились русские, мы сбежали и потому не угодили, как остальные, в плен.