Туман провисел почти все утро, окутывая Гнездо и крепость, точно зловещее облако. Обычно на стенах дежурили человек пять, но сейчас парапеты кишели стражниками: на стены отправили человек двадцать; еще больше – в поселок и на постоялый двор у подножья горы. Занятия отменили, ведь половина наездников – некоторые из них наставляли подмастерьев – умчались, да и опасно было летать на фениксах, когда поблизости неизвестная угроза.

Ради безопасности Гнездо Азурека закрыли: никто из местных, кто остался тут после праздника, не мог уже покинуть его. Рашли располагался на полпути к вершине – чересчур близко и удобно для разбойничьего отряда.

Тристан злился, оно и понятно: рассылай они больше дозоров, предотвратили бы нападение. Но и опасения отца он понимал: силы слишком растянулись бы, – однако чем дольше Пира оставалась без прикрытия, тем больше было шансов, что империя здесь закрепится.

Занять себя Тристану было нечем – ни уроков, ни обязанностей, – и он спустился к Нику в вольер. Птицы вели себя возбужденно и неспокойно, пытались клюнуть Ника, когда тот просовывал им еду в клетку. Со временем беспокойство их только крепло: день-то шел, а на волю порезвиться их не пускали.

Зато Ник повеселел: с улыбкой наблюдал, как новый феникс общается с другой самкой – отец вроде бы назвал ее Ксоланте, – и даже смеялся, когда они игриво щипали и щекотали друг друга. На сердце у Тристана потеплело. Он верно поступил, выступив против отца, против клеток для случки. И не важно, чего это стоило ему лично.

Тристан как мог помогал Нику исполнять обязанности, ведь Эрскен ушел присматривать за питомцами наездников. Правда, от него тут скорее было больше вреда, чем пользы: всякий раз, как сверху доносился звон отбивающего часы колокола или крики и шум, с которым работали слуги, он поднимал голову и напряженно прислушивался, опрокидывая бочки с едой или врезаясь в Ника.

Миновало время обеда, а от наездников Фэллона вестей не было. Дозоры редко задерживались так надолго, а если и случалось припоздниться, они присылали голубя с депешей. Коммандер продолжал стоять на парапете. Настроение в крепости царило напряженное.

Время близилось к вечеру, и Тристан, уже не в силах усидеть на месте, принялся расхаживать взад-вперед у загона. Отец уже выговорил ему за то, что сын метался из стороны в сторону на стене – мол, все же видят, – и вот он вернулся вниз.

Ник тоже нервничал, или его просто выводили из себя бормотание и шарканье Тристана. А ведь он и правда раз-другой наступил Нику на ногу и даже собирался поскорее уйти, чтобы и здесь не быть помехой, как вдруг протрубили в рог. Эхо отразилось от каменных стен.