Вероника не поднимала глаз. С каждым словом коммандера тяжесть в груди давила все сильнее. Это неправильно. Так все и начиналось: делаешь то, чего хотят другие, идешь на уступки, снова и снова, пока не станешь такой, какой тебя хотят видеть другие. Так всегда было, пока они жили с Вал, но здесь Вероника этого не допустит. Она, Вероника, свое место тут заслужила. И больше она свою истинную суть прятать и отрицать не собирается.

Она кожей чувствовала, как выжидательно смотрит на нее коммандер.

Наконец она подняла голову.

– Благодарю вас, коммандер, – сказала Вероника. Он снисходительно кивнул, но тут она добавила: – Однако на ваши условия я не согласна.

Едва она произнесла эти слова вслух, как тяжесть в груди уменьшилась, и Вероника задышала свободнее.

– Что-что? – переспросил коммандер, да так вежливо, что Вероника усомнилась: а понял ли он ее вообще? Тогда она взглянула на Тристана: тот тревожно поджал губы, но в знак одобрения все же кивнул.

– Я либо останусь тут как Вероника, либо не останусь вовсе. Понимаю, многих это смутит и вызовет недоверие, но я показала себя в битве. Мы с Ксепирой обе проявили верность: помогали защищать ворота, сражались бок о бок с селянами и вашими учениками. Я отказываюсь лгать этим людям. Они заслуживают лучшего.

Стоя перед коммандером и отказываясь от того, к чему сама же стремилась, Вероника ощущала озноб. Без Укротителей они с Ксепирой станут изгоями. Будут вместе, но останутся одни.

Однако тут на плечо ей легла чья-то теплая рука, и Вероника поняла, что больше она не одна: Тристан остался рядом с ней даже после того, как она обманула его доверие. Он поддержал ее против отца, потому что верит в нее.

В Веронику.

– Тебе есть что сказать, подмастерье? – строго спросил коммандер, однако ответить Тристан не успел: в дверь постучали, и не, дожидаясь разрешения войти, внутрь заглянула Морра, а с ней Эрскен и Джана. Лицо Тристана победно озарилось – должно быть, он их и позвал.

– Если ему сказать нечего, то скажу я, – даже не думая извиняться за вторжение, заявила Морра. Она и Эрскен с Джаной встали по другую руку от Вероники. – Довольно с меня твоих безрассудных правил, Кассиан. Она обдурила меня, это правда, – кухарка чуть недовольно глянула на Веронику, – но в битве показала себя какая она есть. Если бы не Вероника, мы бы до твоего возвращения не выстояли. Она сражалась бесстрашно, готова была пожертвовать собой, а заодно и фениксом, любимым соузником, ради всех нас. – Шмыгнув носом, она посмотрела на Веронику сквозь навернувшиеся на глаза слезы. – Вероника была как пирейская королева: воплощенная слава на крыльях.