Глазок вовсе не казался удивленным оборотом дела. Улыбался двум воинам, но наблюдал за эльфкой. Едва Торувьель вскинула меч, он был уже готов. Рогатина в сильной руке ударила прямо в глаз первого эльфа. Наконечник с чавканьем вошел глубоко в голову воина. Остановила его только поперечина на древке. Эльф полетел назад, словно его ударили молотом. Глазок плавно продолжил движение, но второй воин уклонился, выхватив меч. Но прежде чем успел его поднять, в лицо его ударила волна горячей пыли. Это Пчелка метнула приготовленный пакет с растертыми зернами какого-то местного растения. Эльф заморгал, ослепленный. А мигом позже в его мозг вошел наконечник рогатины.

– Вот отчего меня зовут Глазком, – сказал охотник. – Я четырех медведей убил, воткнув им копье в глаз. Но не думал, что этот фокус действует и на эльфов.

Пчелка не слушала его похвальбы, но быстро подскочила к Торувьель. Эльфка свалилась навзничь в нескольких шагах от умирающего Адерила, закрыла глаза. Утратила остаток сил. Жрица присела рядом и принялась рыться в сумке в поисках какого-то лекарства.

– Лесные духи больше не станут вас беспокоить – по крайней мере не больше, чем всегда. Вход в храм лучше всего завалить. Пусть в него никто не входит, – прошептала Торувьель. – Уберите тела эльфов подальше от руин и сожгите их. Мое – тоже.

– Ты ведь это сделала, верно? Установила для себя искупление. Погоди, погоди, – бормотала Пчелка. – Не умирай пока что, тебе еще не время.

Эльфка не ответила и перестала дышать.

VIII

В небытии к ней прикоснулась боль. Мигом ранее той не было, а потом – сделалась страданием. Пульсацией, что возвращалась ритмичными волнами судорог и дрожи. Потом начали до нее доходить и прочие раздражители. Тепло, свербеж кожи, горький привкус желчи. И так вот она шаг за шагом возвращалась в телесность, а потом блеснула яркая вспышка осознания. Следующим шагом была память.

Она открыла глаза и сжала кулаки. Оба! Значит, мало того, что она была жива, так еще и не потеряла руку. Болело искалеченное плечо, но как-то иначе, чем ранее. Не обливало ее жаром и не щекотало от ползающих в ране личинок. По руке шли мурашки, она пульсировала, согласно толчкам крови, но эльфка могла такое выдержать. Более всего, как ни странно, страдала она от посасывания в желудке. Была голодна.

– С возвращением, – сказала мама Таммира.

Старушка сидела при открытом очаге и размешивала варево в горшке. Комнату в деревянной избе наполнял запах дыма и супа, юшка пахла чесноком и луком, но эльфка распознала еще морковь и сельдерей. Проглотила слюну и села на постели. Оказалось, что спала она в настоящей постели, к тому же укрытая периной. Не знала такой роскоши вот уже годы – на самом деле, очень долгие. Не успела попросить о нескольких ложках супа, как в комнату шагнула Пчелка. Девушка разрумянилась, у нее был слегка мечтательный вид.