Светлый фон

– Это что, малышка? Вместо того чтобы присматривать за нашей спасительницей, ты обжимаешься с тем мускулистым дурнем? – фыркнула мама Таммира. – Думаешь, я не знаю? Эх, молодые сельские жрицы, знакомое дело. Среди своих пришлось бы тебе хранить чистоту – а то и обет молчания. А здесь? Распущенность сплошная.

– Но, преподобная Таммира, вы ведь, говорят, в молодые годы не жаловались на развлечения – во славу богини, конечно. Старшие вспоминают те времена с ностальгией, особенно дед Джвигор, – Пчелка уклонилась от удара ботвой и подставила миску для больной.

Торувьель старалась не скалиться в ухмылке. Взяла миску раненой рукой, а второй наворачивала ложкой. Жадно сделала несколько глотков, обжигая себе нёбо. Старая жрица просила ее быть осторожней с едой, поскольку, де, эльфка лежала без сознания четырнадцать дней, и тогда ее кормили кашицей через лейку – наверняка желудок теперь ослаблен. Наконец Торувьель насытилась достаточно, чтобы спросить, что же ее спасло. Ведь она была уже одной ногой по ту сторону.

– Не одной – двумя, – ответила жрица. – К счастью, Пчелка была на месте, массажем возобновила работу сердца и дала тебе укрепляющее снадобье. Глазок принес тебя на руках в караван.

– А что с воротами? – Торувьель, хотя увлеченная рассказом, вернулась к супу. Не могла остановиться и перестать есть.

– Полагаю, закрылись, – Таммира пожала плечами и небрежно взмахнула рукой. – Парни вошли на гору и столкнули несколько валунов – завалили вход в пещеру. Тела эльфов сожгли, как ты и просила. Потому – не волнуйся, кушай.

– Как удалось остановить гниль? – она шевельнула рукой. – Я видела умирающих от гнойной горячки при куда меньших ранах. Я не должна была выжить. Может, ты совершила какой исцеляющий ритуал? Полагаю, естественное излечение навряд ли могло наступить. Использовала силу своей богини?

– Своей богини? Она – не моя, – фыркнула Таммира, подбоченившись. – Кроме того, я не знаю магических или религиозных ритуалов, я травница. Ты вылечилась сама.

– Сама?

– Я говорила, что твоя болезнь и страдание были, прежде всего, связаны с чувством вины. Тебя мучила совесть, все те несчастные, которых ты убила. Ты поняла, что мы, люди, не чудовища, что мы подобны вам. Осознание того, что целые годы ты была простой убийцей, не давало тебе покоя и ранило. Но там, у ворот храма, ты очистилась в крови своих побратимов. Пожертвовала ими и собой, чтобы спасти нас, невинных селян. Это было твое искупление, ты нас спасла, отказавшись от собственной жизни. Осознание того, что ты уже можешь не стыдиться, освободило тебя, очистило и дало силы. Мы только помогли тебе вернуть здоровье.