Светлый фон
«Милый Глиберт, прости меня. Мне больно говорить тебе об этом, но ты уже заметил, что я говорю о нас в прошедшем времени. Это неспроста. Отец выдает меня замуж»

У Гила поплыло перед глазами, пошатываясь, он опустился на пол.

— Мистер Марлоу, с вами все в порядке? — взволновано спросила Диана, бросившись к Гилу.

— Все нормально, — сдавлено произнес Гил, и посмотрел на лист бумаги. Буквы все еще расплывались. Нет, Маргарет не могла это написать. Она выходит замуж. Абсурд! Нет, её выдают! Да, её собираются выдать! Значит, она сбежала. Да, она сбежала и сейчас ждет его в Лондоне! Да, все именно так!

Он снова принялся читать.

«Это сын фабриканта из Уэльса. Отец когда-то спас его отцу жизнь и теперь, в благодарность, меня отдают за него замуж. Я была в отчаянии и готова была бежать в Лондон, к тебе. Но встретив его, не смогла. Он такой же заложник своих родителей, как и я. Я готова была встретить ненависть в его глазах, но встретила понимание и сожаление. Я не смогла оставить его наедине с горем. Прости и пойми. Я буду любить тебя всю жизнь. Мечта о небольшой лондонской комнате, ставшей нашим домом, останется лишь мечтой. Наши дети не родятся и мне больно от этого. Прости меня, я вынуждена выйти замуж за другого. Нет, не так. Я должна поддержать его в нашем общем горе.

«Это сын фабриканта из Уэльса. Отец когда-то спас его отцу жизнь и теперь, в благодарность, меня отдают за него замуж. Я была в отчаянии и готова была бежать в Лондон, к тебе. Но встретив его, не смогла. Он такой же заложник своих родителей, как и я. Я готова была встретить ненависть в его глазах, но встретила понимание и сожаление. Я не смогла оставить его наедине с горем. Прости и пойми. Я буду любить тебя всю жизнь. Мечта о небольшой лондонской комнате, ставшей нашим домом, останется лишь мечтой. Наши дети не родятся и мне больно от этого. Прости меня, я вынуждена выйти замуж за другого. Нет, не так. Я должна поддержать его в нашем общем горе.

Уже не твоя Маргарет. Клянусь, я буду тебя любить».

Уже не твоя Маргарет. Клянусь, я буду тебя любить».

Дочитав письмо, Гил с трудом поднялся с пола.

— С вами все хорошо? — спросила Диана. — Я понимаю, ваша невеста поступила неправильно, она должна была…

Диана все еще что-то говорила, но Гил её уже не слышал. Ему не показалось, это действительно написала Маргарет.

— Нет, со мной все в порядке, — произнес Гил, и свои собственные слова он слышал как сквозь вату. — Мне просто надо побыть наедине, немного.

Просто побыть в одиночестве. Ведь все его мечты рухнули, развалились. Мечты о доме, о женитьбе на Маргарет, их детях. Все это ничего не стоит. Этого не будет. Нет смысла возвращаться в Лондон, строить дом для себя и Мияко. Ведь Мияко больше никогда не станет нянькой его… их детей. Их детей не будет! Возможно, она уже ждет ребенка от этого «сына фабриканта из Уэльса». Не от него, так любящего её, а от того, кто стал такой же разменной монетой в отношениях двух семей. Как так? Почему? Гил задавал себе эти вопросы, по пути в свою каюту. Но был ли смысла в ответах на них? Его мечты были скомканы как это письмо, превращены в кусок мятой бумаги и погружены в формалин. В формалин помещают мертвечину, чтобы сохранилась. Так и его мечты. Они сохраняться в памяти, будут резать душу, но они мертвы. И их место в формалине.