Увенчанная гребнем голова приподнялась при звуке открывшейся двери, черные глаза превратились в узкие щели, а затем Уванари увидело тот предмет, что я держал в руках.

– Что это? Ты пришел убить меня?

– Veih, – ответил я: «Нет», – и показал ему шприц с гиподермиком. – Чтобы уменьшить боль. Наши врачи исследовали химический состав вашей крови и считают, что это должно помочь. Пожалуйста.

Я протянул ему лекарство. Уванари покрутило головой, слабо, но… Упрямо? Или покорно? Оно отвернулось, как раненый хищник, понимающий, что охотник пришел добить его, и подставляющий шею для удара. Я всадил иглу ему в предплечье и отошел в сторону, ожидая результата. Пока мы оба молчали, я вспоминал старые легенды о сыворотке правды, магическом снадобье, заставляющем человека раскрывать свои секреты. Все это ложь. Такого лекарства не существует. Скополамин. Тиопентал. Амитал. Все они изменяют сознание, открывают двери, но правда… правда – это нечто иное. Нечто обособленное от знания. Кроме того, какое бы действие ни производили эти яды на человеческий дух, Уванари не было человеком. Чудо, что мы смогли придумать, как хотя бы уменьшить его боль, где уж тут надеяться на то, чтобы заставить существо говорить. Однако у меня хватило дерзости мечтать об этом.

Прошла минута, и существо постепенно расслабилось. Оно ужасно изменилось за время, проведенное в заключении. Содранная от запястья до локтя правой руки кожа свисала обескровленными полосками. Синеватая плоть была покрыта чем-то влажным и липким, защищающим от гниения. Я присутствовал на допросе, когда ему сдирали кожу, словно женский чулок. И до сих пор слышу его крик, как слышал тогда, в этой камере.

«Добрый префект – злой префект», – сказал я самому себе.

– Мне очень жаль, ичакта. Я не знал, что они сделают это.

А должен был знать! Я ведь видел, как обращается Капелла с нашим народом. Встречал изуродованных пытками преступников и заклейменных еретиков, наводнивших Мейдуа, Боросево и, вне всякого сомнения, каждый город на каждой планете между ними. Когда ты упускаешь очевидное, это не имеет ничего общего с неведением, а тот, кто хранит молчание, всегда становится соучастником.

– Okun detu ne?

Вопрос настолько удивил меня, что я повторил его вслух:

– Почему я? Что ты хотело этим сказать?

– Каждый раз именно ты. Ты стоял рядом с этими… существами. Другими. Ты говорил с ними. Почему? Кто ты какой?

Время шло, а у меня никак не получалось найти ответ. Я положил анестетик на тележку с пыточным оборудованием – крупица милосердия среди боли и страданий.