Опять я грублю там, где этого можно было бы избежать. Издергался за последнее время, хоть в санаторий ложись. Но Хайнц не разозлился, остался терпелив и спокоен.

— Мы не можем сейчас позволить себе слабости, Фридрих. После революции нас всех втоптали в грязь, и так глубоко, что лучше бы поменьше шевелиться.

— Как бактерии, — вставил я, — Которые пытаются не привлекать к себе внимания иммунной системы до тех пор, пока не захватят весь организм.

— Мы не собираемся ничего захватывать. Мы — старая магильерская гвардия, а не какие-нибудь революционеры-бомбисты. У нас в груди — горячее, бьющееся сердце.

— Извини, но я думал тебе известно, что анатомически сердце магильера ровно никак не отличается от сердца обыкновенного человека.

— Когда я был лебенсмейстером, то тоже так считал.

— А сейчас ты кто?

— Сам уже не знаю, — признался Хейнц, тоже делая вид, что его необычайно интересует вьюга за окном, — Сейчас, наверно, даже язву желудка не зарубцую. Отвык. Но вот на счет сердца… У нас, магильеров, эта мышца отчего-то ноет до сих пор.

— Тоска по старым временам, — определил я кратко, — Вот и весь диагноз. А если быть откровенным, отчаянное желание вознестись выше прочих, сделаться особенным и привилегированными. Вот и весь секрет вашей сердечной болезни.

— Так у тебя, значит, не магильерское сердце? Ничего не томит? Не ноет?

— Нет, видимо мне досталось вполне человеческое.

— Наши сердца зовут нас вперед, — произнес Хейнц. Прозвучало немного выспренно, но здесь, в роскошном кабинете, отчего-то вполне естественно.

— Пусть так. Значит, собираетесь выиграть выборы?

— Не сразу, но выиграем, — заверил Хейнц, — У нас надежная база и лучшие люди. Магильеры вернутся в Германию, Фридрих, вернутся не как пощаженные псы, которых милосердно пускают обратно в дом, а на правах ее достойных слуг.

— Слуги, вернувшись в дом умершего хозяина, обычно сами становятся хозяевами.

Хайнц пригладил волосы, жест, выдающий не нервное напряжение, а легкую досаду. Он никогда не злился и не нервничал, для него все стало ясно еще много лет назад, когда он носил другую фамилию, а вместо отлично отделанного кабинета служила затопленная жидкой грязью землянка.

Я даже позавидовал этой его воображению. Он видел будущее Германии и свое собственное удивительно ясно и четко. Мне же оно представлялось месивом из костей на рентгеновском снимке. Такое бывает, когда пуля раздробит сустав или осколок снаряда вонзится в грудную клетку.

— Мы не претендуем на тайную власть, — заявил Хайнц, — Наша маскировка — мера вынужденная и временная. Мы скинем ее, как только убедимся, что все идет как надо.