Глава 37

Кай оседает и падает на землю с отвратительным стуком.

Издав мучительный крик, Клайв вырывается вперед и бросается на меня. В его руке охотничий нож, который я раньше не замечала. Я отступаю назад, и он промахивается. Нейзгани уже рядом, он обрушивает рукоять меча на уже раненную голову Клайва. Рыжий обмякает и растягивается рядом с телом Кая.

Тишина. Абсолютная тишина окружает нас. Земля содрогается. Где-то вдалеке гремит гром.

Хастиин и остальные смотрят на нас во все глаза. Я не знаю, насколько много им удалось услышать. И поняли ли они хоть что-нибудь.

А потом Нейзгани начинает смеяться. Это громкий, радостный звук, способный пробудить душу самого Бога Солнца.

– Ты не перестаешь меня удивлять, Чинибаа, – задумчиво говорит он, толкая тело Кая носком своего мокасина. – Я и забыл, насколько сильна твоя тяга к кровопролитию. Но его смерть только к лучшему. То, что Кошка рассказывала мне о его силе, предвещало невероятный хаос.

– Да, наверное… – Я стараюсь говорить так, словно мое сердце не разбито; словно мне не хочется выблевать свои кишки, глядя на Кая, лежащего в грязи с дырой в области сердца и сочащейся из тела кровью.

Точно так же, как в моих кошмарах.

Я больше не могу здесь оставаться. Мне нужно двигаться. Я иду вперед, не имея понятия куда. Просто… прочь отсюда. Нейзгани следует за мной. Он касается моей руки, и я наконец останавливаюсь. Меня колотит дежавю, как долбаный молоток. Мы снова на Черном Плато. Снова там же, где были раньше, – с другими телами у моих ног. С другой человеческой кровью на руках.

– Ты думала, почему я поцеловал тебя, Чинибаа? – спрашивает он. – Там, в бойцовской яме. Ты ведь даже не спросила.

Я поворачиваюсь. Он слишком близко. Его глаза хранят все тайны мира. Губы почти касаются моих. Я сглатываю внезапную влагу во рту, борясь с головокружением. Руки трясутся. От желания или ужаса – даже не знаю.

– Я… я… – жалко заикаюсь я.

Он пахнет молнией – теплом и озоном. Силой. Я цепляюсь за память о Кае. За прохладные горные воды и целебное спокойствие. Но теперь эта память треснула. И щель стала достаточно широкой, чтобы впустить в нее Нейзгани.

Он яростно шепчет:

– Потому что в тот момент ты была великолепна. Я увидел тебя. Я разглядел тебя. И я этого никогда не забуду, Чинибаа – «Девушка, которая выходит на бой».

Его ладонь касается моей щеки, чуть ли не обжигая.

Я помню поцелуй на арене: жесткое прикосновение его губ к моим, острый медный привкус от крови и железный – от оружия.

– Ты вкусил смерть, – шепчу я.