– Мы все имеем право бросить вызов кому угодно. В этом-то и смысл.

– Смысл… Значит, смысл все-таки есть? – роняет он. – А мне так никто и не сказал! Ты просто принимал мое присутствие как должное, никогда ничего мне не рассказывал, вечно шептался с другими! А меня за дурачка держал, да? Ты точно такой же, как она…

– Как твоя мать? – спрашиваю я, но Тактус молчит.

Ко мне подбегает Аркос, но я кладу руку ему на плечо, останавливая.

– А ты убил бы их, если бы тебе приказал Августус? – говорит Тактус, медленно поворачиваясь.

– Нет, – отвечаю я, – я скорее умер бы сам, но не стал бы убивать детей!

– Надо же, значит она была права. А я бы стал. Вот поэтому я и есть Великий Слуга!

– Я не знаю, что мне делать, Тактус, – протягиваю я к нему руки.

– Наверное, впервые в жизни, – с горечью смеется он, голос слегка подрагивает.

– Да нет, не впервые. Когда я приказал выпороть тебя в училище, я тоже не знал, что делать. Я не хотел, чтобы моя армия лишилась тебя и твоих талантов, но не мог не наказать тебя.

– Талантов, талантов, талантов! Значит, вот в чем разница между нами, – еще больше мрачнеет Тактус. – Если бы я был на твоем месте, то наверняка убил бы такого высокомерного выскочку! – восклицает он, еще немного повернувшись, и мне удается мельком разглядеть, во что осколки бомбы превратили его лицо.

– Ты знаешь, что будет, если ты убьешь кого-то из них? – тихо спрашиваю я.

Тактус кивает на меня, потом на Рыцаря Гнева, словно говоря, что если один из нас не прикончит его, то это сделает другой, а потом вдруг заявляет:

– Знаешь, а я не жалею, что похитил Лисандра.

– Мне кажется, ты вообще редко о чем-то жалеешь.

– Да уж, – хмыкает он, ступая в лужу крови, окружающую его. – Но думаю, что мне не стоило так поступать. В училище я проверял тебя. А теперь… теперь я хотел посмотреть, что ты сделаешь. Узнать, стоишь ли ты того, чтобы следовать за тобой.

– И что ты узнал?

– Ты прекрасно знаешь ответ.

– И я все еще стою того, чтобы за мной следовать?

– Конечно, – кивает Тактус. – Так было всегда, – говорит он таким жалким голосом, что у меня сердце сжимается.