– Кто-то из танцоров остался в живых?

– Нет.

Рагнар опускает глаза, словно ожидая нагоняя, но я громко говорю:

– Отличная работа, друг!

Кавакс и Даксо морщатся от столь фамильярного обращения с меченым, но на лице Рагнара вдруг расплывается широкая желтозубая улыбка! Оно того стоило!

– Как думаете, он способен на большее? – обращаюсь я к Телеманусам.

– В каком смысле? – неуверенно спрашивает Даксо.

– Он мог бы возглавить отряд в отсутствие золотых?

– А какой с этого прок? – бурчит Даксо, напряженно переглядываясь с отцом.

– Я мог бы посылать его в те места, куда не могу послать золотых.

– Таких мест нет! – скрестив руки на груди, с вызовом произносит Кавакс, и я понимаю, что зашел слишком далеко.

– Разумеется. Это просто теория, мысли вслух, – с примирительной улыбкой заверяю я Кавакса, похлопывая его по плечу, и вскоре Телеманусы отбывают на свой корабль.

– Ты перегнул палку, – вдруг говорит Орион.

– Прошу прощения?

– Ты меня прекрасно расслышал.

Вглядываюсь в бледно-голубые татуировки на ее темной коже, как будто эти формулы помогут мне понять ее характер.

– А ты наблюдательна для синей.

– Потому что знаю, как устроен мир за пределами синхронизации цифровых сетей? Я же выросла в доках, господин. Когда находишься на самом дне, хочешь не хочешь, а научишься быть наблюдательной.

– В доках какой планеты? – интересуюсь я.

– На Фобосе. Мой отец был докером, рожденным вне сект. Умер, когда я была маленькой. Девочка должна держать ухо востро, если хочет остаться в живых в доках города-улья. По-другому среди чудовищ не выжить.