«Ты права, Мани, не понял, — подумал Сумеречный Эльф. — Может, слишком много уничтожал людей и потерял различие, что убивает других, а не себя, стирая образ себя в гибели других».

Ветер тихо касался туманных отражений в стеклах, забранных решеткой. Сквозь отсветы в окнах штаба капитан не просматривался. К счастью, Мани не слышала и звуков борьбы. О чем он говорил со стражами? С кем? Как убеждал? Она не могла и представить. Только щекотало в носу от страха. Кусты неудобно царапали спину сквозь тонкую рубашку и жилет, отчего вдоль позвоночника пробегали мурашки.

«Куда бежать, если план уже провалился? Гнетущая же штука тишина, мерзкая. Что мне вообще делать, если никого не останется?» — размышляла Мани, задумчиво отколупывая кору.

Скерсмол, как она уже поняла, оказался едва ли не более беспомощным, чем остальные. А Сумеречный Эльф… Говорил интересные штуки, по большей части бесполезные. Мани сомневалась, человек ли он. Сварт мог запросто без причин убить, и Мани вполне понимала, что за пират избавил ее от виселицы. Но с ним они хоть куда-то двигались.

Виселицы… До чего щемящее и жуткое воспоминание, все это навевало ужасную тоску, до головокружения. Неужели снова! Второй раз стояния на эшафоте она бы не вынесла.

«Сколько времени прошло?» — терзалась Мани. Солнце уже висело в зените, а из трактира они вышли на заре, с пробуждением города. Мани сбила все ногти, цепляясь за дерево. Руки затекли, а она все еще ждала. Со стороны проклятого трехэтажного здания с флагами не доносилось ни звука, никто не входил и не выходил.

Да могли и не выходить! До самого суда не выходить: слева к беленому приятному домику прилегал отвратительный серый мешок городской тюрьмы. И Мани видела, как в порту отправлялись на каторгу несколько закованных людей. Их не казнили, джинны использовали всю доступную рабочую силу на каменоломнях. И пытка осужденных длилась годами…

Почему же ее хотели убить? Что она сделала? Она до сих пор не понимала. Да, юнга на пиратском корабле — не пай-девочка. Да, но зачем делали такое шоу, зачем набрасывали этот мешок на голову? Как будто боялись оставлять в живых. Как будто она убивала не меньше Сварта.

Перед глазами снова встала жуткая картина, снова вспомнились голоса птиц. Свободных птиц. А теперь только одна чайка уродливой кляксой торчала на покатой крыше штаба. Дурной знак. Знак? Мани не верила в приметы. Но что еще оставалось? Изменить она ничего не могла, капитан отдал приказ не приближаться к штабу ближе, чем на двадцать шагов, и не попадаться на глаза стражей, ведь ее искали.