И тут на серых налетает Виктра. Золотая пружинисто прыгает в гравиботах, словно разъяренный теннисный мяч. Ее тело, надежно защищенное доспехами, – настоящая убойная машина, перемалывающая кости врагов. На помощь Юлии приходят черные, прорубая себе дорогу импульсными топорами. Серые с криками убегают за угол – там разместилась бригада прикрытия, ведущая по нам непрерывный огонь. Сефи отсекает одному из серых ногу, он палит из бластера, но разряды попадают в стену. Затем черная подходит к нему сзади и отрывает голову.

Это настоящий кошмар.

Повсюду дым. Конвульсивно дергающиеся тела, испарения от кипящей в обугленных ранах крови. Лежу в луже мочи умирающего серого, и от соприкосновения с влагой перегретое дуло моей импульсной перчатки начинает дымиться. Ко мне подбегает Виктра и помогает подняться на ноги.

– Спасибо! – благодарю я, она молча кивает; ее шлем в виде птичьей головы внушает ужас.

Мои бойцы вбегают через брешь в стене. Я заворачиваю за угол, где скрылось несколько серых. Там уже собирается новая группа быстрого реагирования. Они установили огнемет на летающий гравипод метрах в тридцати от нас, у самого входа в гравилифт. После первого же залпа четверть стены надо мной оплавляется. Приказываю Холидей, вооруженной винтовкой Тригга, занять мое место на углу.

– Четыре оловянных, один золотой, – сообщаю я ей. – Установили «Кью-Ар-тринадцать». Убери их!

– Есть, сэр! – отзывается серая, поудобнее пристраивая у плеча винтовку с дулом многоцелевого назначения.

Около бреши в стене погибло уже шесть валькирий. У одной из великанш сбит шлем, и я вижу, что у нее горлом идет кровь. Половина торса дымится, расплавившийся доспех обжигает ее тело. Она пытается подняться на ноги, смеется над болью, которую не чувствует благодаря хлебу богов. Эти женщины никогда не были на подобной войне и не видели таких травм. Пошатнувшись, черная хватается за сестру, а та зовет Сефи. Молодая королева смотрит на раны, потом на Виктру, но та лишь качает головой. Сефи учится быстрее остальных и прекрасно понимает, что за участие в этой войне ее народ дорого заплатит. Но одно дело – понимать, а другое – видеть собственными глазами. Она говорит умирающей валькирии что-то о доме, небе, перьях в летних сумерках. Только когда Сефи вынимает окровавленный клинок из спины обреченной, я понимаю, что она сделала.

В углу моего дисплея возникает голограмма лица Виргинии, и я открываю ссылку:

– Дэрроу, вы прорвались?

– Да, мы на «Колоссе»! Ауреев вдвое больше. Пытаемся прорваться к мостику. Как у вас?

– Поторопись! Мой корабль обстреливают из тяжелых орудий!