Стук в дверь вывел Фрейю из задумчивости.

Девушка выпрямилась.

– Входите!

Вошел Ларкин. Он тоже переоделся для коронации, но, так как черный, по-видимому, был единственным цветом, который он носил, его сегодняшний мундир напоминал предыдущие, и только его рубашка была сегодня из более благородной, чем обычно, ткани, которая красиво облегала резкие контуры тела Хранителя. Мужчина побрился и причесал волосы так, что они открывали лицо.

– Принцесса, – приветствовал он ее.

– Хранитель, – ответила она и, поднявшись с кровати, разгладила платье.

Взгляд Ларкина проследил за движением ее рук, а потом начал блуждать по ее телу. Мужчина оглядел юбку, потом его глаза устремились вверх, по узкой талии до самой груди. Там взгляд Хранителя оставался, пока сердце Фрейи не сделало четыре удара. Принцесса знала это точно, потому что считала свой пульс. Взгляд переместился к выпуклостям ее ключицы, а потом на лицо, и они посмотрели друг другу в глаза.

Жар охватил тело Фрейи; во рту пересохло. Была еще одна вещь – один человек, по которому она будет скучать, когда вернется в Амарун: Ларкин. Молчаливый Хранитель глубоко проник в ее сердце за то время, которое они провели вместе, и может быть, даже больше, чем она думала, и девушка не хотела, чтобы их пути разошлись. В последние дни она старалась держать Хранителя на расстоянии, чтобы постепенно привыкать к его отсутствию, потому что после нескольких недель совместной жизни и стольких переживаний ей будет трудно без него. Принцесса уже теперь скучала по Ларкину и хотела иметь возможность просто взять его с собой во дворец, не беспокоясь о том, что отец снова запрет Хранителя в темнице или, что еще хуже, прикажет убить его.

– Это платье, – хриплым голосом начал Ларкин, но не закончил фразу.

– Да?

– Вы… – его кадык нервно подпрыгнул. – Вы в нем замерзнете.

Фрейя рассмеялась и шагнула к Ларкину, пока не оказалась на расстоянии вытянутой руки от Хранителя. Все внутри нее охватил волнующий трепет, и девушка почувствовала, как сильно она скучала по тому, чтобы быть рядом с ним, быть с ним наедине.

– Я уверена, что ваша религия не может запретить вам сделать мне комплимент.

– Пожалуй, тот комплимент, который я хочу сделать вам, все же может, – прошептал Ларкин. Глаза его потемнели, но в них не таилось никакой опасности.

– А что, если я прикажу вам высказать свои мысли?

– Тогда я это сделаю.

Фрейя склонила голову, готовая произнести приказ, но заколебалась. Любопытство и в самом деле съедало ее: принцессе очень хотелось знать, о чем думал Ларкин и разделял ли он ее тоску, но воспользоваться его верой и благоговением девушка не могла. Если она когда-нибудь решится сделать шаг в этом направлении, то только потому, что они оба будут этого хотеть, а не потому, что Хранитель будет вынужден это сделать.