– Ты видела?

– Нет. Но это был кошмар. Это… смерть.

Емельян Павлович не стал возражать. Он пересел к жене поближе.

– Это смерть. Но предназначена она только для одного человека.

– Для Гринева?

Леденцов кивнул.

– Допустим, – сказала Катенька, – допустим, что только для него. Допустим, что ты его убьёшь. И что ты будешь делать дальше… со всем этим ужасом, который у тебя внутри?

– Выкину к чёртовой бабушке.

Жена покачала головой. Получилось, что Леденцов потёрся об неё носом.

– Тогда спрячу. Глубоко-глубоко, чтобы не найти.

– Палыч, – Катенька повернулась так, чтобы видеть его глаза, – найди его. И поговори. Мне кажется, он тебя послушает.

Емельян Павлович промолчал.

15

15

На Новый год Леденцов никого не приглашал специально, но весь день 31 декабря пришлось открывать двери и получать подарки. Приходящие появлялись со словами: «Мы только на минуточку!», отказывались снимать верхнюю одежду, но хлебосольная хозяйка дома затаскивала их за стол, где гости и сидели (некоторые наивные – прямо в пальто) до прихода следующей партии. Катенька могла себе позволить быть хлебосольной и гостеприимной: Юлька, как по заказу, вела себя идеально, а приготовлением пищи, уборкой и мытьём посуды занималась две специально приглашённые тётеньки. Идея с тётеньками принадлежала Емельяну Павловичу, и он этим страшно гордился.

Появился и Иван Иванович. Был мил, расцеловал руки Катеньке – но та все равно ощетинилась от одного только вида Портнова. Леденцову пришлось утаскивать гостя на лестничную площадку, чтобы не дразнить рождественских гусей. Почему-то ему казалось, что Портнов появился не только ради выражения новогоднего почтения.

– Она считает меня причиной всех ваших несчастий, – Иван Иванович огорчённо посмотрел на запертую дверь.

– В чём-то она права. Все несчастья начались с вашим приходом.

– Полноте. Несчастья и без меня начались бы, а вот вы были бы не готовы.

Леденцов покачал головой, готовясь возражать, но Иван Иванович упредил его: