Леденцов почувствовал себя в кинотеатре с системой Dolby Surround – слова лились в уши то слева, то справа.

Слова накатывались, как морской прибой, а на песке сознания оставался улов.

Нужно было не победить. И не проиграть. Нужна была акция по уничтожению световых мечей и тяжёлых щитов. Следовало довести себя и соперника до той точки кипения, когда каждый удар кажется последним, когда не думаешь о сбережении сил – только о силе удара. И тогда, в яркой вспышке, тень боя будет выжжена дотла.

– А что потом? – перебил Леденцов кого-то из говорящих. – Когда я и он… выгорим? Когда сгинут все эти «топоры» и «отбойники»?

– Не беспокойтесь, – сказал Минич, – свято место пусто не останется.

Романов промолчал.

И тут Емельян Павлович сообразил, что эти двое всё-таки разные. В глазах Сергея Сергеевича горела живая надежда на приключение, во взгляде Романова – уверенность в благополучном исходе.

– Николай Николаевич, – спросил Леденцов, – а вы Сергея Сергеевича намного старше?

– Раз в пять, – ответил Николай Николаевич.

24

24

– Ну и куда мы лезем? – Катенька понимала, что следует немедленно вмешаться и вытащить ребёнка из лужи, но сил уже не было.

Плюмбум, который мог бы пресечь Юлькино хулиганство, третий день кашлял, и его оставили дома.

Юлька остановилась у самой кромки воды и испытующе посмотрела на маму. Она уже знала, что перегнуть палку нельзя – мама уведёт с улицы и отправит в детскую «подумать о своём поведении». Но и лужу следовало изучить, она так и манила плюхнуться в самую середину. По маминому лицу ничего разобрать было нельзя, и Юля уточнила:

– Моно?

– Нельзя.

– А чиво?

Это был тестовый вопрос. Если мама ответит «А ничего!», значит, нарываться не стоит. Если «Надо так!», то можно немного повыпендриваться. А уж если начнёт честно объяснять – все, гуляй сколько хочешь, мама сегодня добрая.

– Надо так! – сказала Катенька.

– А где папа? – спросила Юлька, заранее зная ответ.