– Спасибо, капитан Кацураги, – ровным голосом произнёс я.

Девушка моргнула.

– Э-э-э… Синдзи, ты как? – обеспокоенно спросила меня командир, внимательно глядя мне в глаза.

– Нормально, капитан Кацураги.

Сейчас я являл собой отличный пример офицера японской или немецкой армии – спокойный, невозмутимый и насквозь дисциплинированный боец…

Что со мной уже как-то слабо ассоциировалось, м-да…

– Синдзи… Синдзи, ты чего? Ты чего, обиделся, что ли?

– Никак нет, капитан Кацураги. Всё нормально. Мы уже можем ехать?

– Синдзи, Синдзи! Ты чего и правда обиделся? Брось, чего ты как ребё… Агхм… Э-э-э… Ну…

Вид Мисато, накрытой внезапным приступом косноязычия и растерянности, был просто сногсшибателен – такой мне удавалось застать её крайне редко.

– Нет, ну ты чего, Синдзи? Я же всё-таки не только твой опекун, но и командир, и иначе поступить просто не могла!.. Чего, правда обидела? Ну, извини меня тогда, пожалуйста! Я же не со зла – привыкла уже с тобой как со взрослым общаться, вот и думала ты поймёшь!.. Синдзи? Синдзи!

– Что вы, капитан Кацураги, – деланно удивился я. – Вы и не могли поступить иначе – это же действительно ваша работа…

– Синдзи! Ну, хватит, а? Я же уже извинилась! Может, мне загладить свою вину? Ну, хочешь… хочешь… – лицо Мисато отобразило чудовищную внутреннюю борьбу, происходящую внутри моего командира. Сделав над собой огромное усилие, которое явно далось с огромным трудом, Кацураги выдавила. – Хочешь, я за тебя посуду буду мыть, а? Неделю?

– Две.

– Синдзи, ты же знаешь я бы сама никогда такое не пред… Э! Что?!

– Две недели.

Девушка подозрительно сощурилась.

Под её пристальным взглядом моя рожа начала кривиться в откровенной ухмылке, а изо рта вырвался звук, подозрительно напоминающий хрюканье.

Всё, сдаюсь – больше не могу ломать эту комедию! И рад бы дуться подольше или посерьёзнее, но просто не получается уже. Виновато-растерянный вид Мисато способен тронуть кого угодно, и куда уж тут мне, с моим добрым сердцем идти против такого?..

– Ах ты, паршивец! Да ты же надо мной издеваешься!!! – всплеснув руками, возопила Кацураги. – Я к тебе!.. А ты!.. Ух!