– Да… – Лилит кивает. – Я уже послала за ней. Путь неблизкий, но Нина и Марк привезут её, я уверена. Всё будет хорошо.

– Хорошо, – эхом повторяет Эмбер.

Она рада такому исходу, насколько здесь вообще уместна хоть какая-то радость. Семья на островах – важнее всего, и у одинокой маленькой девочки с островов будет семья. Идеальная мама Лилит, такая, какой у Эмбер никогда не было, и чудесный братик Давид – или, может быть, лучший друг, а не братик, да и Стефан наверняка станет отличным отцом. Калеи будет нечего бояться и не о чем беспокоиться.

Калани был бы доволен.

В носу начинает щипать, и Эмбер привычно задерживает дыхание, несмотря на то, что здесь незачем и не перед кем казаться железной.

Лилит снова без слов понимает всё то, о чём она боится сказать.

– Это пройдёт, – говорит она, показывая Эмбер забинтованный палец. – В субботу я содрала ожог. Думала, умру не сходя с места, так было больно. Сегодня среда, а он уже не болит. Всё проходит.

Эмбер знает, что нет.

Есть вещи, которые никогда не проходят. Она посмотрела своим слабостям в лицо и победила, но это не значит, что она всё забудет. Она потеряла близкого человека, и его ей тем более никогда не забыть. Есть особенная сила в том, чтобы помнить.

Эмбер собирается помнить.

Совсем недавно она боялась этого и хотела того, о чём говорила Дженни. Забыть. Сейчас она готова отдать всё на свете, лишь бы не забывать никогда.

Она не говорит об этом Лилит, но Лилит и не собирается давать ей что-то сказать: только распахивает объятия и, не дожидаясь, пока Эмбер сделает шаг, притягивает её к себе. Светлое, почти материнское тепло одеялом окутывает Эмбер, накрывает её с головой, и в одно мгновение становится ясно: слёзы никуда не делись, они просто ждали своего часа. Вот этой вот самой минуты.

– Поплачь, – шепчет Лилит куда-то ей в волосы. – Станет легче.

Эмбер плачет. И ей действительно становится легче.

Эпилог

Эпилог

Крыльцо гостиницы залито солнечным светом, похожим на лимонад – таким же светлым и ярким, только теплее, намного теплее. И если тёплый лимонад та ещё мерзость, то солнечный свет без тепла даже представлять неохота.

Эмбер проводит рукой по рулю.

В глазах щиплет, и списать это на ветер не получается, ведь она даже не едет, просто стоит, но суть в том, что она больше не собирается строить из себя несгибаемую. Если холодная вода хочет сомкнуться над ней, пусть смыкается, всё равно это только на время: рано или поздно инстинкт самосохранения заставит тело устремиться к поверхности, заставит руки и ноги работать, чтобы позволить лёгким снова вдохнуть свежего воздуха.