В любом случае Вик больше не нужен. Ведь денег-то он не заработал, не решил для отца всех проблем, и даже больше того – сам стал их верным источником.

Руки Эмбер сами по себе сжимаются в кулаки каждый раз, когда она вспоминает об этом.

Если бы отец Вика стал зомби, она переехала бы его не задумываясь.

– Точно уверена? – Лилит, словно почувствовав поднимающуюся внутри неё ярость, успокаивающе гладит Эмбер по руке.

Эмбер не дёргается. Ей отчаянно не хватает тепла.

– Насчёт денег? Конечно.

– Нет. – Лилит улыбается, но улыбка выглядит натянутой. Неестественной. Грустной. – Насчёт того, что уедешь. Оставишь его.

Это тяжело, но это совершенно необходимо. И давлением ничего не изменишь. Собственно, здесь вообще ничего ничем не изменишь, и пусть в окончательный приговор её мысли оформились только сейчас, но не то чтобы Эмбер сделала выбор и приняла решение… Она всегда это знала. Никакого другого выхода нет. Не может быть никакого решения и никакого выбора, просто потому, что её путь – единственно правильный.

– Ты хочешь меня разжалобить? – спрашивает она без агрессии, но твёрдо, как будто бы Ренли оскалил клыки, показывая, что подходить к нему ближе не стоит. – Пытаешься разбудить мою совесть?

Лилит не боится, конечно. Она смотрит Эмбер прямо в глаза (отражение в чёрных зрачках выглядит потерянным и несчастным, но вместе с тем совершенно точно живым, уверенным, не собирающимся сдаваться и отступать).

– Нет. – Голос Лилит удивительно мягок, словно она не с Эмбер говорит, а объясняет Давиду, почему не стоит есть шоколад, срок годности которого закончился двадцать два года назад. – Я просто не хочу, чтобы потом ты ненавидела себя за то, что оставила человека, которому была нужна.

– Я нужна и себе тоже.

В этом вся суть.

Теоретически – только теоретически – Эмбер может остаться с Виком: потому что когда-то они были друзьями, потому что они перестали ими быть из-за совершеннейшей глупости, потому что, пытаясь сделать ей больно, Вик делал больно себе самому, потому что он всё ещё готов сделать ради неё всё что угодно, и в девятнадцати из двадцати затёртых до дыр книжек в магазине Хавьера эта история закончилась бы тем, что главные герои попытались бы исправить то, что сломали.

На практике девятнадцать из двадцати книжек в магазине Хавьера распадались на странички примерно тогда, когда Эмбер дочитывала их до середины, такими они были ветхими, и ни разу в жизни она не ощущала себя главной героиней. Ни разу.

Единственное, что приходит ей в голову, это та самая книжка про Казана, которая сейчас хранится у неё в тумбочке. Полуволк-полусобака до самого конца так и разрывался между любовью к человеку и тягой к свободе, и даже относительно открытый финал ясно давал понять: так будет всегда. Каждый день он будет бегать от хозяйки к своей волчице и обратно. Каждый долбаный день.