Перрин смущенно переступил с ноги на ногу. В голосе Айз Седай слышалась уверенность: как сказано, так и будет.

– Вы сказали мне однажды, что можете почувствовать присутствие приспешника Тьмы, по крайней мере такого, который глубоко пал в Тень. И Лан тоже может. Ничего похожего вы здесь не почувствовали?

Громко хмыкнув, Морейн отвернулась к высокому зеркалу на ножках, затейливо отделанному серебром. Придерживая рукой плед, она водила щеткой по волосам.

– Перрин, очень немногие люди так далеко ушли по пути зла, даже среди самых отъявленных приспешников Тьмы. – Щетка чуть задержалась на проборе. – А почему ты спрашиваешь?

– Внизу, в общем зале, была девушка. Она смотрела на меня. Не на вас и не на Лойала, как все вокруг. На меня.

Щетка возобновила свое движение, и мимолетная улыбка коснулась губ Морейн.

– Перрин, ты порой забываешь, что ты симпатичный молодой человек. Бывает, девушки тают от одного взгляда на широкие плечи. – (Он неопределенно хрюкнул и шаркнул ногой.) – Тебя еще что-то беспокоит, Перрин?

– Гм… нет.

Все равно с теми видениями, что являлись Мин, Морейн ничего не может поделать, только сказать, что они очень важны. А это он знал и без нее. И не хотелось Перрину говорить, что именно видела Мин. И если честно, не хотелось даже говорить о том, что Мин вообще что-то видела.

Выйдя в коридор и закрыв за собой дверь, Перрин прислонился к стене и немного постоял так. «Свет, вот так ввалиться к ней, и она…» Она красивая женщина. «И вероятно, по летам вполне могла бы быть мне матерью, а может, она и старше». У Перрина мелькнула мысль, что Мэт, наверное, пригласил бы ее потанцевать в общей зале. «Да нет, вряд ли. Даже Мэт не такой дурень, чтобы очаровывать Айз Седай». А танцевать Морейн танцевала. Он сам с ней танцевал один раз. И ноги у него заплетались на каждом шагу, цеплялись одна за другую. «Хватит думать о ней как о деревенской девушке только потому, что ты видел… Вот проклятая Айз Седай! Лучше думай о том айильце». Юноша мотнул головой, встряхнулся и начал спускаться по лестнице.

Общая зала была набита под завязку, все стулья заняты, откуда только можно натащили табуретов и скамеек, а те, кому негде было сидеть, выстроились вдоль стен. Черноволосую девушку Перрин не увидел, и на него, торопливо миновавшего залу, никто не взглянул дважды.

За одним из столов расположился Орбан, его перевязанная нога покоилась на стуле с подложенной подушечкой, на ноге красовалась мягкая комнатная туфля. В руке Орбан сжимал серебряный кубок, в который служанки то и дело подливали вина.