Тем не менее Илэйн то и дело поглядывала на рощицы и приречные заросли.

– Смотрите! – вдруг воскликнула она.

Завертев головой, Эгвейн увидела, как из-за деревьев появляются мужчины, раскручивая над головой пращи. Девушка потянулась к саидар, но в тот же миг что-то ударило ее в голову, и она провалилась во тьму.

Эгвейн почувствовала, как что-то покачивает ее, движется под ней. Голова была переполнена болью. Она попыталась потрогать голову, но что-то врезалось в запястья, и она не смогла шевельнуть рукой.

– …это лучше, чем валяться тут весь день, до самой темноты, – услышала девушка грубый мужской голос. – Кто знает, когда к берегу подойдет другое судно? А лодка та ненадежная. Она протекает.

– Самое лучшее сейчас – надеяться, что Адден поверит тебе, когда ты расскажешь ему, какие кольца увидел, перед тем как принял решение, – проговорил другой человек. – Сдается мне, ему куда нужнее богатые грузы, а не женщины!

А первый мужчина добавил вполголоса несколько слов, довольно грубых, о том, как Адден может поступить с дырявой лодкой, да и с грузами заодно.

Эгвейн приподняла веки. Сияющие серебром пятнышки плясали у нее перед глазами, и девушка решила, что вот-вот свалится на землю и покатится кувырком. Она оказалась привязанной к лошадиному крупу, запястья были связаны с лодыжками веревкой, пролегающей под брюхом лошади; волосы девушки свешивались чуть не до земли.

Было еще по-дневному светло. Чтобы осмотреться, Эгвейн повернула голову. Вокруг качались в седлах бедно одетые всадники, и она не могла понять, захвачены ли в плен вместе с ней и Найнив с Илэйн. На некоторых воинах девушка разглядела плохонькие доспехи – ржавый шлем, помятую кирасу или же короткую куртку, обшитую стальными бляхами, однако большинство всадников были облачены лишь в простые куртки, верно уже полгода не чищенные, да и неизвестно, следил ли вообще кто-то за этой убогой одеждой. От всадников исходил столь едкий запах, что сразу же становилось ясно: они много месяцев не мылись как следует. У каждого имелся меч – у кого на поясе, у кого за спиной.

Ярость забурлила в Эгвейн, перерастая в раскаленный добела гнев. «Не хочу быть пленницей и связанной быть не желаю! Не бывать по-вашему!» Она дотянулась до саидар, и тотчас же боль едва не взорвала ей голову. Эгвейн с трудом сумела подавить стон.

Лошадь остановилась, раздались крики, скрип несмазанных петель, животное двинулось вперед, и вскоре мужчины стали спешиваться. Когда они расступились, Эгвейн смогла хоть немного осмотреться. Остановившихся путников окружал бревенчатый палисад, выстроенный на вершине большого круглого кургана, а на деревянном настиле стояли лучники, оглядывая окрестности поверх грубо обтесанных зубцов. Низенькое бревенчатое строение без окон было словно воткнуто в насыпанную под стеной землю. Иных сооружений, кроме нескольких односкатных сараев, поблизости не было. Поодаль от въехавших в палисад всадников огороженное пространство оживляли огни костров, на которых готовили пищу, тут и там стояли стреноженные кони, ходили грязные люди. Воинов было около сотни. Запертые в клетках козы, а с ними вместе и поросята, и цыплята оглашали воздух блеянием, хрюканьем, писком и квохтаньем – все эти звуки смешивались с гортанными криками и смехом, создавая шум, вонзающийся в голову Эгвейн.