Владимир Ходов сидел впереди, на переднем сидении двигающегося по дороге перегруженного Газ-66 – он был русским и выглядел как русский. Поэтому он и сидел впереди – а рядом сидел Муса Цечоев. Владелец грузовика и профессиональный террорист. Он уже находился в черных списках, участвовал в массовом нападении на Назрань – но по определенным причинам совершенно не боялся. По тем же, по каким не боялся и Владимир Ходов…
Цечоев, сидевший за рулем – больно ткнул Ходова в бок, оторвав его от произнесения айята, который должен был сделать его невидимым.
– Мент!
– Где?
– На дороге! Ты что, не видишь?
Они увидели милицейскую машину, стоящего около нее милиционера. Одного.
– О Аллах, здесь не должно было быть поста!
– Заткнись! И делай как я!
* * *
Хурашев нахмурился, глядя на приближающуюся машину. Он знал все машины в окрестностях, а такой машины – не знал…
Дело в том, что многие местные – чтобы выжить промышляли контрабандой спирта и изготовленного из него самопального алкоголя. Колхозов не было, за шерсть и мясо не дают настоящей цены – а кто даст, если все соплеменники бедны, как и ты сам. Остается только это – с той стороны кавказского хребта непризнанная республика Южная Осетия, там много родственников и можно получить спирт, переправляя его тайными тропами. Россия большая, желающих выпить много, а из-за налогов цена на водку такая, что тот, кто занимается спиртом – на рубль делает два. А если в семье по пять, семь, восемь, а то и больше детей – как их иначе поднимать?
Майор Хурашев знал о том, что некоторые его соплеменники занимаются этим. Знал – но закрывал глаза…
Машина приближалась. Он увидел надпись на боку крытого грузового кузова КУНГа – прокуратура России. Написать можно все что угодно – но эту машину он и в самом деле не знал. И он поднял руку, требуя остановиться…
Автомат он и не подумал взять.
* * *
Остановив машину в нескольких метрах от любопытного мента – Цечоев выпрыгнул из-за руля, уже с пистолетом. Следом – выпрыгнул Ходов, с короткоствольным автоматом.
– Руки вверх! Руки вверх! – Цечоев кричал по-русски, потому что это был единственный язык, который понимали все.
– Вейнах саг вий хьо[65]? – спросил Хурашев, не поднимая рук.