В конце дня Елена сопроводила королеву-регентшу в их покои. Девушка провела весь день, разбирая ходатайства и взвешенно отвечая на них. Елена гордилась своей юной подопечной, но ее все время отвлекали накатывавшие на нее волны жара и то и дело начинавшийся озноб. На ней была мантия с глубоким капюшоном, под которой с Елены ручьями лился пот.

– Элла, ты ужасно выглядишь, – произнесла Сэра с искренней заботой.

Протянув руку, она отвела ее капюшон.

Разве? Елена ошеломленно посмотрела на девушку. Мир закачался у нее перед глазами, и она упала в обморок.

Елена пришла в себя в своей постели. На ней была ночная рубашка, а вокруг суетились Тарита и Борса. Сэра прижимала холодный компресс к ее лбу. Увидев, что Елена очнулась, Борса дала ей в руки миску куриного бульона.

– Думаешь, мне будет от тебя хоть какая-то польза, если ты умрешь? – потребовала ответа Сэра.

– Прости… Я думала, что выздоравливаю.

Сэра фыркнула:

– Выздоравливаешь? Ты убиваешь себя!

Елена опустила голову, а Сэра начала мерить шагами крошечную комнату.

– Это моя вина, – говорила девушка. – Я требовала от тебя слишком многого. Меня могут охранять мои рыцари. До прибытия провинциальных лордов ничего серьезного не планируется, а до этого еще три недели. Так что у тебя восемнадцать дней, и я приказываю тебе за это время как следует выздороветь. – Она взяла Елену за руки. – Мне нужно, чтобы ты перестала меня пугать, амика. Пожалуйста!

Елене ничего не оставалось, кроме как согласиться, и всю следующую неделю она спала не только ночью, но и часть второй половины дня. Ей запретили тренироваться, а случай с обмороком достаточно напугал ее саму, чтобы не протестовать. Она даже позволила Тарите с Борсой растирать себя увлажняющими маслами и кремами. Иногда Сэра по вечерам читала ей стихи, а Тарита играла с ней в табулу, но у нее все равно оставалась куча времени на размышления. Подобное занятие нельзя было назвать приятным.

Она взглянула на свою собственную жизнь новыми глазами. Теперь Елене стало очевидно: то, что она считала любовью, было лишь фанатичной преданностью Гурвону – она отчаянно нуждалась в человеке или идее, достойных того, чтобы служить им. Религия и алчность подвели ее: в мире не было ни единой веры или философии, которая не вызывала бы у нее насмешливого презрения, а богатство мало что значило, особенно сейчас, когда она знала, что никогда и нигде больше не будет в безопасности. Она и Гурвон достигли непомерно больших успехов. Имперский престол захочет избавиться от них, как только они перестанут быть полезными. Елена не чувствовала в отношении престола никакой преданности, и теперь все те задания, которые, как она привыкла говорить себе, были необходимы, казались ей злодеяниями. Слепо выполняя приказы Гурвона, она отвергла мораль. Она была пустым сосудом, который наполнили ядом. Елена не могла вспомнить ни одного деяния, которым стоило бы гордиться, совершенного ею после Мятежа и до того, как она связала свою судьбу с Нести и остановила Самира Тагвина.