– Знаю, сир, – гордо ответил Аларон. – Мой отец часто о вас говорит.

– Я – Рамон Сенсини, – представился Рамон. – А это – Цимбеллея ди Реджия. Мы, используя подсказки, вернули вас. Но без участия капитана это было бы крайне проблематично, его поддержка оказалась очень кстати, – добавил он.

Лангстрит обвел их всех взглядом. В его глазах читалось ошеломление.

– Тогда я благодарю всех вас. Благодарю от чистого сердца. Спасибо.

Вновь опустив глаза на свое тело, он содрогнулся. Цим положила ему на плечи одеяло, и старик закутался в него. Поев и попив, он с явным усилием заставил себя успокоиться.

– Лучше бы мне обо всем услышать, Джерис, – произнес он наконец. – Включая самое худшее. Расскажите мне, что и как здесь происходило.

Когда они закончили отвечать на самые животрепещущие вопросы Лангстрита, уже начинало светать. Большую часть исторических справок и информации о последних событиях генерал услышал из уст Мюрена, а вот о том, как его удалось вернуть, старику рассказывали в основном трое молодых людей. Слушая их, Лангстрит становился спокойнее и пару раз даже усмехнулся.

– Я думал, что это может оказаться кто-то вроде твоей тети Елены, юный Аларон, – сказал генерал. – Оставленная мной множественная руна была начертана так, чтобы появляться лишь перед определенными людьми. Потомков этих людей я включил в список лишь в самый последний момент. И, как оказалось, не зря.

Он ухмыльнулся Аларону, с улыбкой кивнувшему в ответ.

Теперь, когда генерал вновь обрел себя как личность, он всех их буквально покорил, причем без боя. Необычайно живой темперамент и грубоватый юмор вдобавок придавали старику особое обаяние. Мюрен всегда был беззаветно предан ему, а теперь друзья наконец поняли почему: генерал Лангстрит излучал лидерство, но относился к окружающим с таким же уважением, как и они к нему.

Старик остался доволен их рассказом, хотя новости о Вульте его не на шутку встревожили. Аларон попытался извиниться за то, что подставил всех под удар, выкрав касавшуюся его бумагу, однако генерал отреагировал уже как философ.

– Людям свойственно совершать ошибки, парень. Такова жизнь. На них мы учимся и сами же их исправляем. – Он обернулся к Мюрену. – Вульт явно подозревает, что ты в этом замешан, Джерис. – Лангстрит оглядел собравшихся. – Теперь – к Скитале и тому, что с ней делать.

Он отхлебнул своего любимого темного пива, дальновидно купленного Мюреном.

– Начнем со Скиталы. Юный Аларон был прав: Фульхий – норосский каноник – выкрал ее и привез в Норос в год начала Мятежа. Фульхий разругался с Матерью Империи Луцией из-за священного похода, вследствие чего выкрал Скиталу и бежал в Норос, намереваясь заложить фундамент соперника Палласа. Роблер привлек меня и еще нескольких норосских ветеранов похода. Мы все выпили приготовленную Фульхием амброзию. Роблер, Модин и я вознеслись; остальные же приказали долго жить. Фульхий надеялся, что факта создания амброзии и демонстрации серьезности наших намерений будет достаточно, чтобы заставить рондийцев согласиться на переговоры, – он не думал, что Луция пойдет на открытую войну. Но он ее недооценил. К моменту нашего окончательного поражения Фульхий и остальные каноники были мертвы, а из нашего круга в живых оставались только Роблер и я. Когда неизбежность поражения стала очевидной, мы решили, что должны спрятать Скиталу. Я взял ее сокрытие на себя, чтобы Роблер оставался в искреннем неведении относительно произошедшего с ней. Мы уже подумывали о том, что нам придется прятать Скиталу прямо в осажденном Нороштейне, поэтому я занялся подготовкой к этому. С целью замести свои следы я сделал все, что мог: сложил запутанную головоломку, которую сумел бы разгадать только кто-то из друзей. Я знал, что после сдачи попаду в руки врага, и предполагал, что меня увезут в Паллас. Но, как оказалось, Вульт ухитрился добраться до меня раньше и утаил от Луции. К тому моменту я уже стер свою собственную память.