Он поймал себя на том, что боится их. Боится до дрожи. Причем страх шел не от брезгливости, как к каким-нибудь там пиявкам или паукам, а был самым что ни на есть подлинным, без всяких скидок на подсознание. Он, небожитель, Его Превосходительство, начальник Kontrollenkomission, Неизвестный Отец и прочая, прочая, боится каких-то сопляков и соплячек, которые пачкали пеленки в то время, когда он с головой окунался в кровавую баню Флакша, без жалости и страха уничтожая все и вся, стоящее на пути прогресса! Это было даже не смешно.

Вандерер пальцами потер щеки, с неудовольствием ощущая проступающие колючки щетины, и сказал:

– У нас есть весьма обоснованное предположение, что по достижению определенного возраста у каждого из “чертовой дюжины” включается некая программа. В чем состоит эта программа, ее цель и смысл – мы не знаем, увы. Возможно, она превращает человека в автомат…

– Или бомбу, – подсказал Сердолик. – Живую бомбу. Ферц мне рассказал о живых бомбах.

– Вполне возможно, – ответил Вандерер. Он взглянул на кушетку, и ему захотелось прилечь. Почему у него нет такой же дурацкой привычки, как у общеизвестного любителя обратимых поступков – в любом подходящем и неподходящем месте принимать горизонтальное положение? Тогда бы ни у кого не возникало ненужных вопросов о том, плохо ли ему, насколько плохо, не нужно ли врача, в ответ на которые приходилось бы грубовато отшучиваться в том смысле, что не дождетесь!

Вандерер подавил искушение даже просто нагнуться и проверить мягкость лежбища, отступив шаг назад и заложив руки за спину.

– Послушай, а тебе не кажется, что у вас там у всех паранойя? – Корнеол тоже встал, но подошел не к Вандереру, а к окну. – Все эти инопланетные чудовища, саркофаги, зажигатели…

Вандерер замер и напрягся. Медленно, очень медленно досчитал до десяти и запустил руку в карман, зажав в кулаке лежавший там тюбик с вытяжкой из гнилой печени зверя Пэх. И лишь затем позволил себе спросить:

– Откуда ты знаешь о саркофаге?

– Каком саркофаге?

– Сынок, – почти ласково произнес Вандерер, – ты только что сказал: “инопланетные чудовища, САРКОФАГИ, зажигатели”.

– Ну и что? – раздраженно спросил Сердолик. – Что я такого сказал?

– Саркофагом мы назвали найденный эмбриональный сейф, – очень медленно сказал Вандерер. – Место вашего рождения. Ты не мог этого знать. Твоя бывшая жена тоже этого не знала. И я НИКОГДА не произносил при тебе этого слова.

Такое невозможно упомнить, хотел язвительно возразить Корнеол, но осекся. Можно. Для Вандерера все возможно. Почти все. Даже если они читали историю Древнего Египта, это слово наверняка никогда им не произносилось вслух, подменяясь более или менее уклюжими синонимами: усыпальница, могила, мавзолей.