Владимир поднимает вверх руку, словно протыкает небо кулаком. Я отвечаю ему тем же и дергаю зажатые в руке концы лески. Последняя граната с отщелкнутым предохранителем удобно устраивается в кармане.
Последнее, что я вижу — ослепляющая белая вспышка…
Я во сне слишком приблизился к костру и, когда белобрысый парень подкинул дров, неожиданная вспышка ослепила сквозь сомкнутые веки. Жар опалил ресницы и инстинктивно я отпрыгнул прочь с нагретого места. В руке черноволосого я заметил нож.
Я отпрянул от костра, перекатился через валежину и тут же встал в стойку. Внимательно следившие за моими действиями глаза ребят начали удивленно расширяться. Я ещё находился во власти сна.
Владимир… Александр… Мама… Или прошлое, или кошмар. Хочется думать, что кошмар… Или всё же прошлое?
— Чё-то страшное приснилось? — поинтересовался белобрысый, раскладывая хлеб на куске материи.
— Вряд ли, это он с детства такой загадочный, — хохотнул умывающийся подполковник.
Оказывается, все поднялись. Сквозь ветви деревьев просачивались лучи утреннего солнца.
— Сань, умывайся, садись завтракать. Скоро в путь, — Иваныч передал черноволосому банку тушенки.
Завтрак! А меня ещё потряхивало после увиденного сна, поэтому и насторожился из-за ножа. Вот как, оказывается, познакомились отец с матерью. Именно их, молодых, живых и здоровых, я и видел во сне. Правда, не видел отражения того, перед чьими глазами проходило это действие. В зеркальном потолке лишь отразился противогаз, да резиновая маска кого-то напомнила.
Меня назвали в честь Александра, но кто это, что за человек. Тетя упоминала, но не рассказывала о нем. И тоже двое воспитанников. Как у Иваныча, как у Сидорыча — может это с чем-то связано?
— Михаил Иванович, поинтересоваться можно, или опять смеяться будете? — поинтересовался я, когда утирался после умывания.
— Смотря что спросишь, иначе ведь и плакать можешь заставить! — хмыкнул подполковник.
— Почему вас обучали двоих, и у вас двое воспитанников, это с чем-то связано? — я взял протянутую банку тушенки.
— Да, Саш, это древнее поверие о том, что трое не смогут выжить. Всегда выживает только третий, самый младший, возьми хоть сказки, хоть былины. А двое всегда борются и соревнуются между собой, поэтому и являются самым оптимальным вариантом. Ух, как мы в свое время пытались доказать превосходство одного над другим! — Иваныч мечтательно закатил глаза, вспоминая минувшие дни.
— Эх, и лупцевал я его, в то же время! — хохотнул подполковник.
— Это кто кого ещё лупцевал-то? — возмутился Иваныч, — Если бы не Сидорыч, так бы и ходил всегда с синяками в пол-лица.