Как же я давно не спал…

— Папа, расскажи историю.

— Опять уснуть не можешь? — без интереса спросил Джо-старший, откладывая книгу.

Я кивнул, робко, смущаясь того, что сон все не приходит.

— Твоя мать в детстве тоже страдала от бессонницы. Слишком уж активный ум. Вечно о чем-то мечтала, думала. Это с ее слов. Я, понятное дело, этого не видел.

— Я боюсь… — пробормотал я, по-сыновьи стараясь отречь сходство с матерью.

— Чего же ты боишься? — у Джо на губах мелькнула усмешка, немного снисходительная, но она тут же исчезла, и взгляд вновь стал серьезным, может, даже немного сердитым.

— Не знаю.

Некоторое время отец смотрел на меня, задумчиво поглаживая подбородок. Его черные глаза стали непроницаемы, и я, ребенок, робел все больше. Мне казалось, что вот-вот папа сорвется и закричит, но он внезапно улыбнулся и похлопал себя по колену:

— Ну? Чего стоишь такой серьезный? Усаживайся, сейчас такое расскажу, уснуть точно не сможешь!

И я, улыбнувшись, побежал к нему в крепкие отцовские объятия, чтобы послушать очередной рассказ, которых у папы накопилось за всю жизнь немало.

В ту ночь он рассказал, как сражался с людоедом, огромным, как дерево, и крепким, как скала. Эта битва оставила на его теле шрам, который он пообещал мне обязательно показать, но только утром, если усну.

Эта погода, эта усталость мозга… это все слишком сильно напоминает мне о прошлом. Мы с родителями жили в небольшом городке, который часто бывал окутан туманом. И запах, который я чувствовал, стоя на подмерзшей грязи, у бочки с водой, так сильно напоминал запах улиц того города, что сердце невольно защемило…

Встряхнувшись, я пошел дальше. Дела нужно срочно заканчивать, потому что скоро Алиса вернется в таверну, и я должен быть готов к продолжению пути. А меня еще ждет тело, с которым я так и не разобрался.

***

Кузня мрачной пастью щерилась в мою сторону. Окинув взглядом наковальню и печь, я отметил, что у нее уже возится кузнец. Поморщившись, я положил руку на перила. Лестница была пристроена к боку здания, и по ней можно прямо с улицы подняться ко входной двери на второй этаж. Я достал из кармана куртки кошелек и подкинул его в руке. «Здесь все, что собрала Алиса в той деревне. Кровавые деньги. Они грязнее, чем обычный человек может себе представить. Сестра отобрала их у убитых мною, а затем я принял эти же монеты от вора, которого сам же обрек на смерть. Неприятно, что столько жизней оценено в этот кошель, который полон едва ли наполовину, и еще неприятнее, что все эти смерти будут переданы в руки женщине, которая к этому не причастна. Но ничего не поделать, такова сделка», — мой взгляд буравил лежащий в ладони мешочек, и чем больше я на него смотрел, тем меньше мне хотелось отдавать деньги. Не потому, что меня душила жадность. Мне было плевать на золото, я знал, что мой меч соберет еще больше, стоит мне только захотеть. Дело было в другом. Я прослеживал печальную судьбу этих монет. Можно ли назвать их обладателей счастливцами? Собранные с трупов, украденные и вновь орошенные кровью. Это не деньги, это почти что проклятие.