— Ты неправ и сам это понимаешь. Но говорить с тобой буду не я, и не здесь. Вернее, не только я. — Кивнул Атарбай потупившемуся седому, затем развернулся к пуштуну. — Теперь ты. Ты нарушил два приказа сразу: не убивать пленных и никакого лишнего насилия над местными. Я понимаю, что тебе в голову моча бьёт, вернее, кое-что иное… Но между нами были договорённости и о правилах в походе, и о старшинстве командиров. Ты их нарушил. Ты нарушил не просто договорённости между людьми, а совместные правила соседства двух народов. Я понимаю, что ты это сделал исключительно из своей природной тупости, но это не меняет свершившегося. Местные, забирая груз себе, не тронули ни одного из… — в этом месте Атарбай запнулся. — Не совсем из наших… Никого из тех, кто вёз груз нам.

— И что теперь? — хмыкнул Фахраддин, обводя взглядом окружающих в поисках поддержки. — Нам-то что с того? Мы тех людей в глаза не видели. Живы они, нет ли, нам-то какая с того печаль?

— Жаль, что не смог поехать Актар, — констатировал брат дочери Хана. — И вместо себя отправил самого дебильного родственника… Ты понимаешь сочетание слов «правила игры»? Местные, не убив никого при нападении — только отобрав груз — обозначили правила игры. Выгодные обеим сторонам.