– У нас разные цели в этом споре, Макс. Ты подразумеваешь, что насилие иногда решает проблемы. С этим я согласен. Моя точка зрения в том, что было бы неверно моделировать атаку на земные правительства, как чисто военное мероприятие. Я считаю, что более правильно создать более подробную модель земного общества и правительств, обращая особое внимание на демографию и фракции. Я считаю, что военное нападение будет воспринято как нападение на земное общество в целом. Если ты вспомнишь нападение японцев на Перл-Харбор в 1941 году или атаку «Аль-Каиды» в 2001 году, то заметишь, что эти события изменили отношение всего населения, до того не желавшего вступления в войну. Когда Суданский Альянс взорвал ядерный заряд в Балтиморе, население поддержало ответный ядерный удар и Акт о Чрезвычайных Полномочиях, хотя всего за месяц до этого у правительства США был самый низкий рейтинг одобрения…

– Значит, ты боишься войны, как и Джон.

– Я не боюсь войны, Макс, – сказал Джон, пристально глядя на изображение Макса на дисплее шлема. Тот дерзко посмотрел в ответ. – Я единственный из нас участвовал в войне, так что следи за тем, что говоришь.

Макс с секунду выдерживал его взгляд, а затем отвернулся. Джон ждал. Макс посмотрел на него второй раз, и Джон не отвел взгляд. На этот раз Макс не только отвернулся, но и опустил глаза.

Джон посмотрел на дисплей. Через восемнадцать часов можно будет позвонить Дарси и договориться, чтобы она их подобрала. Стресс съедал его, так что лишних сил терпеть Макса, взявшегося сомневаться в его смелости, у него не было.

Гамма продолжал говорить как ни в чем не бывало, видимо, погрузившись в свои всевозможные модели и имитации и ничего не заметив.

– Макс, я не считаю, что «боюсь» войны, хотя вопрос насчет субъективного опыта и эмоций мне интересен. Я говорю лишь, что атака при помощи электромагнитных пушек будет рассматриваться не как оскорбление от равного себе легитимного политического игрока.

– Что ты имеешь в виду под «легитимным политическим игроком»?

– Я имею в виду правительство.

– Правительства – полная чушь! – взорвался Макс.

Джон скривился. Плохо, что Макс был эквивалентом Рассерженного Юноши среди Псов. И еще хуже, что он помешался на военной истории. Комбинация этих двух факторов и приверженности Макса безумным идеям анархического капитализма, в изложении Майка, давала безумного Пса, не только считающего, что нынешнюю глобальную систему надо загнать в каменный век ядерным оружием… но что любая группа, решившая проголосовать по вопросу постройки детского сада, виновна не меньше, чем военные преступники.