Бывают такие времена, подумалось Каллору, когда отвратительно свое собственное общество. День упивался безразличием, слепящее солнце медленно ползло вместе с пейзажем. Травы цеплялись за жесткую почву, как им это свойственно, семена их плыли по ветру, словно возвещая надежду. Коричневые грызуны стояли, подобно стражам, у входов в норки и тревожно лаяли, когда он проходил мимо. Время от времени путь перед ним пересекала дерганая тень кружащего над головой ястреба.

Как ни странно, отвращение к себе успокаивало, поскольку он знал, что в этой ненависти не одинок. Он мог припомнить времена, когда сидел на троне, почти что слившись с ним в единое целое, недвижный и нерушимый, словно одна из изображающих его же статуй перед дворцом (любым из его бесчисленных дворцов), и ощущал океанский прилив ненависти. Его подданные, десятки и сотни тысяч, как один желали ему смерти, желали, чтобы он пал, был разорван на куски. Но разве не был он при этом идеальным и единственным представителем всего того, что они ненавидели в себе самих? Кто из них не согласился бы с радостью занять его место? И обрушивать оттуда гнусные приказы на тех, кто мерзок самим своим существованием?

В конце концов, он был не чем иным, как идеальным воплощением стяжательства. Способным ухватить руками то, к чему остальные лишь тянутся, собрать в свои арсеналы все оружие мира, а потом, рассекая его уверенными ударами, придать миру новую форму, сделать его таким, каким пожелает, – и кто отказался бы занять его место? Да, они могли его ненавидеть, более того, должны были ненавидеть, поскольку он воплощал в себе идеальный успех, и само его существование было издевательством над их неудачами. А творимое им насилие? Что ж, стоит лишь глянуть, как то же самое происходит повсеместно в меньшем масштабе. Муж, неспособный удовлетворить жену, и потому набрасывающийся на нее с кулаками. Наглый уличный подросток, поваливший жертву на брусчатку и выкручивающий несчастному руку. Благородный, проходящий мимо умирающего от голода нищего. Вор с жадными глазами – нет, никто из них в самой своей основе ничем от него не отличается.

Так что можете сколько угодно ненавидеть Каллора, тем более что он сам себя ненавидит. И даже это удается ему лучше вашего. Врожденное превосходство выражает себя самыми разными способами. Пусть мир скрипит зубами – он ответит ему все понимающей улыбкой.

Он шел, и место, откуда он начал свой путь, было теперь далеко, далеко позади, место же, куда он направлялся, все приближалось, шаг за шагом, так же неотвратимо, как ползущий мимо пейзаж. Пусть стражи лают, пусть ястребы следят за ним внимательным взором. Семена путешествуют вместе с его ногами в поисках новых миров. Он шел, а в памяти у него оживали воспоминания, разворачивались, словно истрепанные пергаменты, все в складках и швах; сыпались из холщового мешка, с самого его дна, словно вспугнутые крысы, и с треском лопались, обдавая все дождем сушеных бабочек и дохлых насекомых.