Возможно, Умирающий бог наградит его, ведь ему так нужны жертвы. У него для них столько ярости!
Да, Чик уничтожит его. Это его долг перед своим народом.
Он изучал храм; во всех линиях ощущалось что-то знакомое, виденное в Андаре и в Синецветье. Только это здание выглядело грубее, словно не сложенное из камня, а вырубленное топором из дерева. Дань традициям? Или мастерство забыто? Да какая разница…
Мгновенная мысль разбила двери храма, и Чик почувствовал: тот, кто внутри, скорчился от боли.
Он поднялся по ступенькам через дым и пыль.
Кольца крутятся, келик льется.
Купол был покрыт трещинами, и дождь хлестал толстыми черными струями. Чик увидел женщину, стоящую поодаль, ее лицо превратилось в маску ужаса. И увидел старика, стоящего на коленях в центре мозаичного пола, склонив голову.
Чик остановился, нахмурившись. И
Где Аномандр Рейк?
Его…
Он закричал от ярости. Силы выплеснулась волной, разбив мозаику на полу, разбив колонны, которые повалились, как срубленные деревья. Обломки накрыли слабого старика…
Коннест Силанн застонал. Словно когти, сила Умирающего бога протыкала его, кромсала внутренности. Она была слишком огромна, чтобы ей противостоять. Он отступал, готовый к испуганному, смертельному бегству…
Но бежать было некуда. Если он сейчас отступит, всем тисте анди в Черном Коралле конец. Сейманкелик заберет их всех, и сам город поддастся этой мерзкой грязи. Куральд Галейн будет разрушен и скормлен чужому богу, жадному до силы.
И посреди хора трещащих костей и рвущейся плоти Коннест Силанн держался.
Держался отчаянно, пытаясь найти источник силы – хоть что-нибудь, хоть кого-нибудь, – но Аномандр Рейк ушел. Он ведь был полон силы, как огненный столб. Он был неудержим, и если клал твердую руку кому-то на плечо, мог вселить свою уверенность. Мог заставить тех, кто любил его, совершить невозможное.
А теперь он ушел.