Что он делает?
И Овраг, улыбнувшись, ответил. Друг, знай одно. Что бы сейчас ни пытался сделать Аномандр, он делает это не для себя.
Друг, знай одно. Что бы сейчас ни пытался сделать Аномандр, он делает это не для себя
От таких слов бог-младенец оцепенел.
Не для себя? Разве так бывает? Разве каждый не выбирает то, что нужно только ему?
Чаще всего так и есть. И таких после смерти быстро забывают. Любые их свершения тускнеют. Приходит понимание, что они ничем не лучше других. Не умнее, не храбрее. И их мотивы так грязны. Чаще всего, говорю я, но не всегда. Не в случае Аномандра Рейка.
Чаще всего так и есть. И таких после смерти быстро забывают. Любые их свершения тускнеют. Приходит понимание, что они ничем не лучше других. Не умнее, не храбрее. И их мотивы так грязны. Чаще всего, говорю я, но не всегда. Не в случае Аномандра Рейка.
– Понятно. Тогда, мой смертный друг, я… я сделаю не меньше.
– Понятно. Тогда, мой смертный друг, я… я сделаю не меньше.
И длинная рука развернулась, и нож вонзился глубоко в грудь Кадаспалы.
Слепой тисте анди закричал; кровь хлынула на лежащие тела.
Убит собственным созданием. И сеть насыщалась кровью создателя.
Кто-то присел рядом с Оврагом. Он с трудом пригляделся умирающим глазом. Широкое лицо, кожа облезает, в длинных густых черных волосах рыжие пряди. Она держала в руке кремневый меч.
– Возьми, – прошептал он ей. – Бери быстрее.
Так она и сделала.
Мучительная боль, огонь прожигает череп насквозь, а потом… все начало таять.
И бог-младенец, убив, умирает.
И бог-младенец, убив, умирает.
И только один человек плакал о нем кровавыми слезами. Только один знал, что было сделано.
Этого достаточно?