Ему снился странный сон, в котором он был птицей и летел над вершинами гор. Пролетая над долиной, он быстрым пикирующим движением спускался к водам серебристой реки и в следующий миг взмывал к вершине горы, крепко держа в своих острых когтях огромную рыбу. Он долго кружил над большим гнездом, в котором сидели, подняв вверх раскрытые рты, птенцы. Он опустился к ним и бросил рыбу на дно гнезда. Как только он поднял клюв, чтобы зацепить её плоть, она вдруг повернулась к нему и, смотря серьёзным взглядом, произнесла голосом Женевы:

– Скоро придёт мой отец…

Резко проснувшись, Слэйн стал жадно вдыхать ночной воздух. Ему захотелось выбраться наружу, что он и сделал.

Наступал рассвет, и лиловая шаль медленно спадала с девственных плеч окружающей его обстановки. В воздухе чувствовалась влажность, прохладные потоки ветра ласкали лицо свежестью и осенней, еле ощутимой воздушной пенкой, пушистой как пух.

Расположившись на корнях соседнего с ним дерева, он достал дневник и, протирая глаза, словно снимая с них невидимую пелену сна, открыл его на первой странице. Проводя по чернильным буквам пальцем, стал читать вступление:

С чего всё началось… С воспоминаний, которые периодически всплывали в моей памяти, обрывками, иногда некоторые из них будто испуганные бабочки вспархивали и улетали, перед этим красуясь, раскрывая наблюдавшему рисунок своих необычных крыльев. Когда я принялся думать о том, как начать этот дневник, к этому времени у меня уже были готовы несколько исписанных тетрадей и блокнотов с различными выписками, наблюдениями, фактами и событиями. Все они были написаны в разное время, их накопилось невероятно огромное количество. Было невыносимо трудно работать, часто я начинал неистово кричать, когда не мог разобрать написанного. Но тяжелее всего было начать, поскольку я совершенно не помнил историю нашего с Яриком знакомства. Очень мало фактов было о своём детстве, лишь знал, что в сиротский приют N49 попал ещё грудным ребёнком. Конечно, много позже смог собрать практически полную информацию о своих родителях и также всю их родословную. Но в этом дневнике повествование будет отнюдь не обо мне, а о необыкновенном человеке, который смог разрушить целый мир для того, чтобы, будучи истинным творцом, создать новый. Если в этих мирах есть весьма странное понятие «Бога-отца», который так же существует, как чернила или кусок бумаги, то я готов кивнуть в сторону этого человека, в знак подтверждения, что это он. Мой лучший друг по жизни, близкий и родной, Ярослав Колосов. О нём и будет повествование.