«Жаль, они долго не протянут. Наверное, у меня дурной глаз».

«Надо обрезать стебли под углом, – охотно поделилась она и снова порозовела. – Меня сестра научила. Раньше она любила садовничать». Мэриан потупилась, прикусив губу.

«Ты должна взять их».

Несколько мгновений она не сводила с меня глаз, вероятно, подозревая, что это шутка, затем уточнила, прямо как Иззи: «Что, насовсем?»

«Я же говорю, моя совесть не вынесет еще одного цветочного убийства. Можешь забрать их домой. У тебя есть ваза?»

Помедлив еще долю секунды, Мэриан сверкнула ослепительной улыбкой, которая преобразила все ее лицо.

«Я поставлю их в своей комнате».

Кент приподнимает бровь.

– Как ты догадалась, что роза от меня?

– Да ладно, – закатываю я глаза. – Кроме тебя, никто не рисует странные картинки ради хлеба насущного.

Он прижимает руку к груди в притворном негодовании.

– Не ради хлеба насущного. Ради искусства. И вовсе они не странные.

– Как пожелаешь. Тогда спасибо за совершенно обычную записку.

– Всегда пожалуйста, – усмехается он.

Мы стоим так близко, что я чувствую исходящий от него жар.

– Так ты будешь моим рыцарем в сверкающих доспехах или как?

Кент отвешивает легкий поклон.

– Разве я в силах отказать девушке, попавшей в сложную ситуацию?

– Я знала, что могу на тебя положиться.

Коридоры уже опустели. Все в столовой. Мы просто стоим и улыбаемся друг другу. Затем его взгляд смягчается, и мое сердце взмывает ввысь. Все во мне свободно трепещет, как будто я готова оторваться от земли в любую секунду. «Музыкой, – думаю я, – рядом с ним я становлюсь музыкой». А потом в голове проносится: «Сейчас он поцелует меня, прямо здесь, в математическом крыле средней школы “Томас Джефферсон”», – и я чуть не теряю сознание.