Но нет. Он лишь протягивает руку и легонько касается моего плеча. Когда он убирает пальцы, кожу продолжает покалывать.

– Тогда до вечера. – По его губам скользит улыбка. – Надеюсь, твой секрет того стоит.

– Он потрясающий, честное слово.

Вот бы запомнить Кента до последней черточки. Выжечь его образ в сердце. Поверить не могу, какой слепой я была столько времени. Я начинаю пятиться, пока не отколола чего-нибудь на редкость неприличного – например, не запрыгнула на него.

– Сэм? – останавливает он меня.

– Да?

Его глаза снова изучают меня, и теперь я понимаю, почему он сказал, будто видит меня насквозь. Ему действительно не все равно. Мне кажется, он читает мои мысли, и это весьма тревожно, поскольку мои мысли в настоящий момент в основном заняты тем, что его губы – само совершенство.

Он прикусывает губу и шаркает ногой по полу.

– Почему я? В смысле, сегодня вечером. Мы семь лет почти не общались…

– Возможно, хочу наверстать упущенное время, – поясняю я, продолжая судорожно пятиться.

– Я серьезно, – не унимается он. – Почему я?

Еще совсем недавно Кент держал меня за руку в темноте и вел через комнаты, затянутые лунной паутиной. Его голос навевал сон, уносил подобно отливу. Время застыло на месте, когда он взял мое лицо в ладони и прикоснулся губами. Поэтому сейчас я отвечаю:

– Поверь, это можешь быть только ты.

Вторые шансы

Вторые шансы

Валограмма для Кента – только первое из нескольких исправлений, которые я внесла в Розовой комнате сегодня утром, и, едва войдя в столовую, я понимаю, что Роб свое получил. Он бросает друзей и несется ко мне. Я даже не успеваю встать в очередь за едой (кстати, я собираюсь взять двойной сэндвич с ростбифом). Дурацкая кепка «Янкиз», повернутая набок, как в каком-нибудь рэперском видеоклипе девяносто второго года, как всегда чуть не падает с его головы.

– Привет, детка. – Он подходит обнять меня, и я небрежно отступаю в сторону. – Получил твою розу.

– Я твою тоже. Спасибо.

Но он видит единственную розу, продетую в ручку моей сумки, и хмурится.

– Это она?