Потом мне долго и упорно давил на совесть милицейский майор, пока вдруг не сообразил, что надо подойти с другого бока. Переговорив с кем-то по телефону, он предложил забыть об обидах и начать сотрудничество: мол, уж кто-кто, а бывший воин-интернационалист, кавалер боевых орденов, старший лейтенант запаса более чем кто-либо достоин… и т. д., и т. п. Липкая ложь лилась непрекращающимся потоком, и, по правилам игры, я соглашался с велеречивым милицейским чином.

Именно этого я и добивался, но, пожалуй, это было неприятней, чем мат и тычки стволами автоматов. Прищемленное ментовским сапогом самолюбие нашептывало, что давно надо было взорвать этот рассадник заразы, а лучше весь город целиком, благо в десятке арендованных и самовольно занятых гаражей у меня было спрятано столько микропористого стекла, что можно было соорудить бомб на сотни гигатонн суммарной мощности…

Я вернулся в реальность, упрекнув себя в витании в облаках. «Сегодня все решится, и нужно действовать, а не ждать, что все сложится само собой», – промелькнуло в голове.

Гостиная была освещена маленькой свечкой на столе. Ее пламя трепал сквозняк, оттого по комнате плавали густые тени от бутылок и стаканов на столе.

Мои гости словно прятались за этими тенями. Разговор не клеился. Раньше я был с ребятами в дружеских отношениях. Теперь они тихо презирали меня. Для тех, кто был не знаком с внутренними движениями человеческой души, это показалось бы странным.

Большинство из моих гостей сейчас «весело» проводили бы время, под конвоем очищая жилой фонд от мумифицирующихся жильцов. Именно благодаря мне у них сейчас имелись красные корочки, пистолеты, сержантский паек и доля в левых приработках.

Но все они уверяли себя, что пошли в услужение к банде милиционеров под давлением обстоятельств, и только один я присоединился к «полицаям» добровольно. И не просто продался сам, а подписал всех своих знакомых на весьма тягостное для интеллигентской совести мероприятие, за что получил капитанские погоны и власть.

Все они в прошлой жизни были физиками, химиками, программистами, биологами, электронщиками и материаловедами, занимались любимым делом, продвигая идеи и теории. Теперь вся их наука вместе с диссертациями, монографиями и учеными степенями оказалась в умирающем городе брошенной в нужник.

Только я – «сумасшедший шарлатан», адепт «сверхъединичных» перпетуум-мобиле и несуществующих полей – успешно продвигал «бредовые профанации», продавив красиво построенной лженаучной фразой некрепкие мозги невежественного милицейского начальства.