Тут опомнились князь и воевода. Они запретили самодеятельность, централизованно загрузив аналогичными заказами. Это открыло мне доступ к государственным хранилищам стратегических запасов.

Там, где моих полномочий не хватало, я подключал Сергея с его наработанными схемами взаимодействий типа «ты мне – я тебе».

С помощью брата мне удалось раздобыть кое-какой электронный хлам из Оружейной башни, а стакнувшись с кузнецами из Стрелецкой слободы, отковать механические части нового джаггернаута.

Скоро в моем распоряжении был улучшенный жаробой, самозарядный и компактный – первый сделанный во Владимире после смерти изобретателя этого оружия.

Официоз я порадовал испытанием бомбы инициированного распада – оружия, которое в силу своей одноразовости и невозможности взрыва без кодошифров не представляло большой опасности для внутреннего правопорядка.

К сожалению, хрупкая электроника не выдерживала ускорения при выстреле, оттого вопрос с доставкой боеприпаса оставался открытым.

Владыка рассеянно поблагодарил меня, хотя я наработал не меньше, чем на орден, и снова погрузился в сонное блаженство конца зимы.

Княжеский советник под видом утешения пытался выведать у меня, готов ли я изготовить управляемые ракеты, на худой конец примитивный беспилотник.

Я посоветовал ему не соваться в то, что он не слишком понимает, подкрепив предложение тычком по ребрам.

Однако моя активность не осталась незамеченной тамбовцами. Фанатичные муслики с их традицией террористов-смертников оценили возможность скрытой доставки взрывного устройства запредельной мощности силами малой группы людей или даже одного человека.

Они с каждым днем мрачнели. На половине миссии перестал выкрикивать призывы к молитве муэдзин. Мясистые батыры посольской охраны больше не устраивали показательных выступлений во дворе кремля, перестав рассекать живых баранов своими атбатарами и зульфикарами.

«Татарва» Гюзель старательно пряталась от посторонних. По слухам, тамбовская малика, нареченная князя, паковала чемоданы, готовясь отбыть на историческую родину.

Даже вампирша, скрытая в теле Рогнеды, перестала донимать меня исполнением супружеского долга.

На улице плакал сосульками март, с пронзительно-голубого неба ослепительное солнце вонзало в снег копья света. Вместе со светом в истощенные зимой организмы пришла усталость, наполняя благодушной сонной дремой простой люд и бояр.

Все ждали зелени и тепла, в почти наркотическом дурмане плывя по дням уходящей зимы.

И никто не задумывался, как скоро может все кончиться…»

Эндфилд добил последние буквы и пожалел, что зацепил так мало событий из прошлого. Теперь придется опять устраивать сеанс. Но понятно, что все было сделано правильно.