Взгляд перепрыгивал с одного на другое, ухватывал детали. В голове лишь тревожный звон, отупение, пустота.
В нескольких шагах труп бойца. Взор единственного глаза стеклянный и мертвый. Другая половина лица сожжена напрочь. Виднелись обугленные кости черепа, красноватые обрывки мышц, темный провал глазницы. Чуть поодаль еще труп. Левая рука оторвана по локоть, грудной панцирь вскрыт как консервная банка. Сквозь дыру поблескивали сизые внутренности, обломки ребер.
Я переступил тело спецназовца, медленно двинулся вперед. Дико вращал глазами, пошатывался. Слева оторванная рука, впереди труп с размозженным черепом, глубокая выжженная борозда в земле – след заклятия. Чуть дальше еще трупы, трупы, трупы… «Храмовцы» изломанные и расстрелянные, порезанные, изуродованные. На другой половине поляны раскидано оборудование и ящики. Темными горбами возвышались палатки, тенты. Несколько изорвано в клочья, забрызганы кровью.
В ногу толкнулось нечто твердое, раздался стук. Глаза опустились сами собой. Данилов. Ноги командира спецназовцев, словно бритвой срезаны. Броня искорежена, разбита. Но видно, Алексей Григорьевич жил еще довольно долго. На губах застыла по-детски светлая улыбка, в глазах отражались отблески пламени. Почему-то показалось, что Данилов еще живой. Но небритые щеки иссиня бледные, во лбу аккуратная черная дырочка.
Я охнул, попятился. Удерживал взглядом счастливое и умиротворенное лицо грозного командира спецназовцев. Пытался разбить онемение, но не мог. Клацал челюстью, кусал горячий смрадный воздух. Усилием воли старался отвернуться. Но смог лишь, когда труп Данилова скрылся в тени.
Спину ожгло раскаленным воздухом, у самого лица взвились искры. Колени подогнулись, я рухнул в грязь. Рядом, у догорающего бревна сидел Елистрат. Домовой горестно качал головой, незряче смотрел в пустоту. В темноте поблескивали маленькие глазки. Личико кривилось и морщилось от боли, подрагивали кошачьи ушки. Борода обгорелая, рубашечка из лоскутов измазана в саже. На теле никаких видимых ран, но почему-то показалось – Елистрат ранен смертельно.
– Вот так и бывает, молодец, – печально вздохнул домовой, глянул искоса. – Живешь, радуешься солнышку и небу. И не знаешь, что завтра придет беда…
– Елистратушка! – шепнул я.
– Молчи, молодец! – строго сказал дух. – Времени мало, дай сказать на прощанье… Домовой гибнет вместе с жилищем, если не успевает перебраться в новый. Я слишком долго топтал землицу. Тут хорошее место. Прости! Хотелось побыть с тобой дольше. Глупый и слабый еще, заботиться надо. Но так случилось… Вот, возьми. Последний мой тебе дар. Коль обзаведешься жильем, посади семечко в горшочек. Ежели будешь присматривать, случится чудо и появится новый домовой. А тебе поможет, силушки прибавит, когда надо. Я долго растил…