Зафира увели. Старик так и не склонил головы, гордо прошествовал мимо толпы, глядя перед собой.

Глава 46

Глава 46

Ворота закрыли по приказу регента задолго до положенного. Вся городская стража уже была поднята на ноги. Искали в каждом уголке, опрашивали всех, кто мог заметить хоть мелькнувшую тень, хоть лишнюю искру. К поискам привлекли и жрецов. Теперь, когда маски оказались сорваны, сомнений не осталось: задержать дерзкого мага надо как можно скорее.

Ульф возвращался к себе, но на душе было до крайности тошно. Да, Зафир заслужил наказание за ложь, подковерные игры, преступное молчание. Но смерть сыновей? Потерять детей, которых ты брал на руки в первый день их появления на свет, а затем воспитывал, растил, радовался их успехам, делил с ними неудачи? Жестокое наказание, ни одно преступление не заслуживает такой расплаты.

И тем отвратительнее становилось от мысли, что отпустить Зафира, позволить ему прожить отцовское горе в кругу семьи, сейчас попросту невозможно. Долг перед империей и сотнями людей в который раз перевешивали стремление поступить так, как велит сердце.

Ульф сбился с шага, судорожным движением сорвал застежку плаща, стараясь надышаться вечерним холодом. В голове раскатами огромного колокола отдавалось собственное сердцебиение. Регенту хотелось бы найти в себе ярость, злое удовлетворение от того, что правосудие свершилось, но вместо этого душу затопила жалость.

Добравшись до своих покоев, он первым делом сбросил пропахшую дымом одежду, а затем погрузился в горячую воду, смывая тревоги и потери уходящего дня. Времени оставалось не так уж много, и терять его понапрасну регент не собирался.

***

— Сиятельная госпожа, — он вошел в ее комнату без стука. — Нам надо поговорить наедине. Прошу вас.

Ни предисловий, ни извинений. К демонам этикет. В бездну недомолвки.

Она ждала вестей, ждала его, ждала этого разговора. Поднялась, дав знак служанкам оставаться на местах.

— Не тут.

И вышла. Решительно миновав охрану, открыла его покои, прошла в дальнюю комнату, памятную по страшной ночи покушения, отсекая любых желающих подслушать тройной преградой дверей. Он не воспротивился, наоборот, прикрыл створки плотнее, привалился к ним всем телом.

— Арселия, прошу, выслушай, — он не смотрел на нее, чтобы не выдать, как плохо у него на душе. — Извини, что не предупредил, не рассказал лично, позволил узнать правду от Мейрам. Понимаю, как обидно, когда тебе не доверяют те, кто должен был открыть душу. Хотел бы пообещать, что больше не поступлю так, но, к сожалению, не уверен, что это возможно. Мои решения принадлежат мне только отчасти, и каждый раз приходится взвешивать все риски и последствия.