У нее была целая сумка вещей, принадлежавших людям, которых уже не вернуть, как бы она ни старалась.

Ана швырнула сумку через комнату.

За спиной открылась дверь, и в комнату ворвался холодный ветер. Повернув голову, Ана увидела Линн, прижимающую к груди заплечный мешок. На ее талии висели ножи, движения ее были точными и грациозными.

Ана отвернулась, стесняясь своих слез.

Не произнося ни слова, Линн пересекла комнату и начала собирать рассыпавшиеся вещи и аккуратно складывать их обратно в сумку. Линн взглянула на Ану и остановилась.

– Кажется, ты ими дорожишь, – сказала она.

Ана вытерла слезы, прекращая заглядывать в темный колодец своего горя.

– Какой смысл хранить эти вещи, если людей, которым они принадлежали, больше нет?

Линн положила сумочку у вороха одеял, в котором сидела Ана.

– Знаешь, что я поняла?

– Что?

– Только потеряв, мы начинаем осознавать настоящую ценность вещей, – шурша одеждами, Линн присела рядом с Аной и взяла ее за руки. – Мы ничего не можем сделать, кроме как продолжить жить дальше, день за днем. Они помнят о нас, а мы вдыхаем воздух, который они уже не могут вдохнуть, ощущаем тепло солнца, которое они уже не почувствуют.

Ане стало немного легче, и она смахнула со щеки слезы тыльной стороной ладони.

Линн протянула руки.

– Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать.

Линн открыла дверь избы и исчезла. Ана пошла за ней. Когда она вышла на улицу, от холода и открывшегося ей вида сперло дыхание.

Небо переливалось: подернутые дымкой синие полосы света меняли свою форму и колыхались, как тихие волны. Их мягкое свечение отражалось на темных верхушках деревьев северной тайги. Россыпи сияющих звезд напоминали серебряную пыль. Иногда волна могла схлынуть вниз и скрыться за очертаниями леса.

– Божественное сияние, – прошептала Ана. Она читала о нем в учебниках и даже пыталась увидеть его из окна своей спальни, вытягивая шею. Но стены дворца Сальскова были слишком высоки.

– Оно… прекрасно.

Линн схватила ее за руку и ткнула вдаль пальцем.