Долгожданное возвращение в мир железных драконов – пожалуй, самый оригинальный и тщательно проработанный воображаемый мир со времен «Властелина Колец».
«Плоский мир» встречает «Фауста». Они друг другу не нравятся. Филип Пулман подбирает осколки. Kirkus Reviews
«Плоский мир» встречает «Фауста». Они друг другу не нравятся. Филип Пулман подбирает осколки.
Талант и мастерство Суэнвика дарят умную, отточенную, тщательно проработанную фантастику. The Philadelphia Inquirer
Талант и мастерство Суэнвика дарят умную, отточенную, тщательно проработанную фантастику.
Если вы еще не читали Майкла Суэнвика, не упустите возможность насладиться замечательной прозой. The Sun Diego Union-Tribune
Если вы еще не читали Майкла Суэнвика, не упустите возможность насладиться замечательной прозой.
Умная, острая стимпанк-фэнтези. Смелая и волшебная проза, чувственностью сравнимая с «Задверьем» и «Зеркальной маской» Нила Геймана. Starlog
Умная, острая стимпанк-фэнтези. Смелая и волшебная проза, чувственностью сравнимая с «Задверьем» и «Зеркальной маской» Нила Геймана.
Суэнвик неутомимо экспериментирует со сказочными и мифологическими сюжетами, не боится сложных аллюзий и отсылок. Насколько бы странным и непривычным ни был антураж, автор всегда поднимает универсальные вопросы – например, как далеко простирается свобода личности и что определяет ее границы. Сложный материал не мешает писать динамично и увлекательно. Скорее наоборот: чем глубже и разнообразнее коннотации, тем шире потенциальная аудитория. Василий Владимирский
Суэнвик неутомимо экспериментирует со сказочными и мифологическими сюжетами, не боится сложных аллюзий и отсылок. Насколько бы странным и непривычным ни был антураж, автор всегда поднимает универсальные вопросы – например, как далеко простирается свобода личности и что определяет ее границы. Сложный материал не мешает писать динамично и увлекательно. Скорее наоборот: чем глубже и разнообразнее коннотации, тем шире потенциальная аудитория.
«Дочь железного дракона» выделялась на общем фоне неожиданным миром, в котором соединились четыре паропанка, сайнс-фэнтези и бунтарской прозы. Такими же оказались и «Драконы Вавилона». Написаны они на стыке традиций: здесь вам и матерый постмодернизм, и старый добрый бурлеск с травестией. Мир «Дочери» и «Драконов» вполне естественным образом сочетает грифонов и железные дороги, электричество и мантикор, здесь курят сигареты и творят заклинания, читают газеты и вырезают рунные надписи. В нем узнаваемы черты нашего мира. Суэнвик, как и его коллега Нил Гейман, любит и умеет свежим взглядом смотреть на привычные мифы. Разбирать их до винтика, продувать от пыли и собирать в новую, современную креатуру, существующую, однако, все по тем же принципам. Подобно Гейману, Суэнвик любит и острое словцо, и разгильдяйский цинизм. Подобно ему же – умеет все это соединить с человечностью, искренней болью за других. Мир фантастики