Пока.

День швырнул солнце выше в небо и укрыл их глаза от жгучего пламени, но теперь оно впивалось им в кожу. Обливаясь потом, чувствуя боль в бедрах, прижатых к скачущему туловищу злобного борова, Шакал продвигался вперед, надеясь увидеть слияние Люсии и Алундры. Его целью, далекой и опасной, было Горнило. Шакал старался не думать о ней, опасаясь, что сама мысль об этом лишит его последних сил. Поэтому он смотрел на реку, бежавшую по левую сторону, мечтая увидеть, как воды ее старшей сестры отразят слепящий свет.

Настал полдень, но слияния рек не было видно. Очажок уже дважды отказывался слушаться и сворачивал к реке. Шакалу пришлось приложить всю силу рук и голоса, чтобы заставить варвара подчиниться. Чувствуя, как в нем вскипает гнев, Шакал сгоряча ткнул свина, чтобы тот помчался галопом. Нужно, чтобы Очажок ехал дальше. Нужно было увидеть долбаное слияние рек!

Солнечные блики застилали глаза, под копытами взметалась пыль. Он сильно щурился, глядя на белые вспышки, пляшущие на границе зрения, пока они не сменились темными перемежающимися пятнами. Когда они превратились в месиво, Шакал приказал Очажку гнать за ними, хотя и понимал, что преследует лишь иллюзию, созданную обожженным зрением. Кровь пульсировала в его барабанных перепонках, заглушая звуки хриплого дыхания свина. И тогда-то бешеное биение его собственного сердца заглушил рев. Рев воды.

Впереди, резвясь в соитии пенистых потоков, соединялись реки.

Очажок инстинктивно повернул у слияния, вновь затопав на восток, пока не достиг брода. Они преодолели реку и, промокшие, помчались по равнинам, начинавшимися у берега. Фыркая наперекор усталости, варвар несся по пустошам, бороздя землю копытами. Свин был весь разгорячен. Обычно ездоки боялись так загонять своих зверей, но не Шакал. Он знал Очажка, чувствовал напряжение в его пульсирующих ногах. И в них еще оставались силы.

Мили летели одна за другой, но земля сопротивлялась, обдавая Шакала пылью в пересохшее горло. Он кашлял и задыхался, матерился и жевал песок. Ноги вопили от облегчения, когда он низко наклонялся в седле, занимая идеальное положение для того, чтобы развивать максимальную скорость. Пот и растрепавшиеся пряди волос обжигали ему глаза, и каждый мускул скручивали непрекращающиеся судороги. Солнце начало клониться к закату, но свин бежал и бежал, сам уподобившись демону, которого преследовал.

Шакал уже давно должен был остановиться, давно должен был выпасть из седла, но он скакал и скакал. Очажок должен был упасть, но терпел, жаждал достичь горизонта. Свин и ездок варились в котле Уль-вундуласа, но не поддавались. Жар охватывал их и переполнял лихорадочным беспамятством неукротимой воли.