Оно трепетало у нее в груди, и волнение мелкой рябью доходило до самых кончиков пальцев. Другие чувства никуда не делись, но это было что-то новое.
Оно рикошетом проходило сквозь Аву даже теперь, через самое сердце.
Наташа Романофф любила брата больше всего в мире.
Она никогда не призналась бы в этом – и Ава никогда не ощущала в ней ничего подобного.
Все трое ехали в автобусе по направлению к центру Одессы, и у Алексея Романофф голова шла кругом.
У него появились сестра и подружка, и он сидел прямо за их спинами.
Кого у него не было, так это матери. У Алекса в голове не укладывалось, что та женщина, которую он считал своей мамой, на самом деле ею не являлась, и – кем бы она ни была, – она вовсе не собиралась сажать его под домашний арест до конца жизни, как только он вернется в Нью-Джерси.
А кто теперь будет его наказывать?
Черная Вдова? Она станет его охранять? Определенно, она осталась его ближайшим родственником. И это не домыслы. Это правда. Алекс знал это, вот только он не знал, как с этим жить, и уж точно не понимал, хорошо это или плохо.
Он стал смотреть в окно, за которым проносились улицы Одессы.
Автобус остановился на углу Дерибасовской и Гаванной, вытряхнув их на ужасный пронизывающий холод, который полностью сводил на нет тепло от позднего утреннего солнца. Не говоря ни слова, они с трудом шагали по засыпанной снегом улице – Алекс то и дело вытряхивал снег из своих дурацких мокасин, – пока не вышли на пешеходную дорожку. Затем они зашли в первое попавшееся теплое кафе, с благодарностью оставив заснеженную улицу позади, сели за столик в углу и сделали заказ: полные тарелки жареных яиц, три чашки горячего капучино с молоком и горячий компот.
Алекс пытался подавить свое смущение, поедая сладости и выпечку. Когда он приступил к четвертому штруделю, Наташа с Авой принялись изучать украденные документы по проекту О.П.У.С.
– Поверить не могу, что я это упустила. – Наташа была недовольна.