В пустой аудитории, где обычно делают домашнюю работу, мы молча садимся друг против друга, и в неуютной тишине я втираю гель «Арникиум» в ладони Айвена. Я чувствую, как бьётся его невидимое пламя, выпущенное на волю, однако держу свои линии огня в стороне, не подпуская к огню Айвена.

Айвен морщится от боли, когда лекарство начинает действовать, и сердце у меня сжимается от противоречивых чувств.

– Я никогда не обжигался, – цедит Айвен сквозь стиснутые зубы, поднимая на меня глаза. – Наверное, это похоже на настоящий ожог.

– Ты никогда не обжигался? – удивлённо уточняю я.

– Просто не могу.

– Совсем?

Он медленно качает головой, не сводя с меня глаз.

– А что случится, если ты сунешь руку в костёр?

– Ничего.

– Вот это да!

Айвен пожимает плечами.

– Лекарство помогает, – говорю я, заметив, что краснота понемногу спадает, а волдыри уменьшаются.

Во мне будто разгорается неспокойное пламя, когда я глажу длинные пальцы Айвена, втирая в них лекарство.

– Почти не больно, – говорит он. Дышит Айвен гораздо ровнее, чем прежде. – Плохо дело, – добавляет он, глядя на руки.

– Да уж, ничего хорошего, – хмуро киваю я. – Может, слишком много железа в одном месте?

– Нет. Я и раньше всё это делал. И никогда ничего не болело… иногда кожа немного краснела – и всё. – Он мрачно смотрит на меня. – В последнее время стало хуже. Гораздо хуже.

– Ты говорил об этом матери?

– Нет.

– Так скажи. Вдруг она сможет помочь.

Он снова опускает глаза и морщится, пока я втираю гель ему в пальцы.