– Это здорово… Я буду рад.

Взгляды парочки встретились, и они знали, что хотят обсудить. Но им так отчаянно хотелось этого избежать.

– Так ты… – юноша не знал, как правильно следует задать этот вопрос, – тоже отправляешься?

– Конечно. С чего бы вдруг мне этого не делать?

– Тебе только стало лучше, – негодовал Натаниэль.

– Именно поэтому я и должна идти, – рыжая покачала головой. – Ты так не считаешь? Кому бы я смогла помочь, будь я при смерти?

– Ты можешь умереть там.

– Как и ты, – от безысходности она пожала плечами. – Мы все можем там умереть. Но это правильно – идти туда. И сражаться за наш мир. Ты знаешь это.

Юноша вздохнул и закрыл лицо руками, опершись ими на колени. Несколько секунд Леруа не смела произнести и слова, пока вдруг не вспомнила нечто, заставляющее ее сердце болезненно сжаться:

– Знаешь, когда Шерман умер, я задумалась над кое-чем.

Нейт вздрогнул, услышав имя покойного друга. Казалось, будто бы он снова ощущает на плечах его касания, как еще несколько минут назад в своем сне. Убрав ладони, он внимательно посмотрел на собеседницу, взор которой был направлен куда-то перед собой. Ее глаза были затуманены и грустны.

– Я знала его на протяжении десяти лет. И теперь я проживу целую жизнь без него, – у девушки навернулись слезы. – Даже если это будет всего лет тридцать. Это в три раза больше, чем я его знала. Мне стало так страшно… – Антуанетта наконец-то взглянула на своего собеседника. – А вдруг я забуду его?

– Тони, не говори так, – Гринфайер с трудом заставлял себя выговаривать слова.

– Я серьезно.

– Я уверен, что ты прекрасно знаешь, что нет разницы в том, сколько ты знал человека, если он был тебе очень дорог. Ты уже живешь в несколько раз дольше, чем ты знала своих родителей. Неужели ты забыла их?

– Нет, конечно, я знаю… Но все равно. Это так тяжело.

– Я понимаю, – он погладил ее по плечу.

– Меня ты и года не знаешь, – вдруг усмехнулась рыжая.

– У меня есть вся жизнь впереди.

– Я все еще могу умереть сегодня.