Герман неуверенно хмыкнул и на всякий случай сурово сдвинул брови, давая тем самым пришельцу понять, что их разговор окончен.

Великий Ю-КУ понял его правильно и больше уже не решился ему перечить.

Вместо этого, он попятился спиной в спасительную темноту и в какие-то считанные мгновения его фигура растаяла в воздухе.

Но прежде чем, навсегда исчезнуть из жизни Германа, Великий Ю-КУ поделился с ним, пусть и неосознанно и помимо своей воли, кое-какими своими мыслями.

«Странники никогда не предупреждают о своем появлении и, потому никогда не прощаются, – зазвучал в сознании Германа раздраженно-подавленный голос пришельца. – Потому что их путь одинок и бесконечен. Они существуют только ради себя самих и Вечности. В этом секрет их Могущества и Силы. А еще, власти над Судьбой и Вселенной. Власти, которая не может принадлежать никому, кроме Странников. Власти, которую никто у них не может ни отнять, ни принять…!»

«Интересно, что именно он хотел этим сказать? – упорно продолжал думать про себя Герман, оставшись в гордом одиночестве. – Только лишь то, что Странники неуязвимы и всемогущи?! Пожалуй, нет. Это можно было сформулировать значительно проще… То, что мы с ним когда-нибудь еще раз встретимся, и потому мне не имело смысла прощаться?! Очень может быть, но все это и так само собой разумеется… Тогда что?»

У Германа никак не выходила из головы последняя фраза из прощального монолога Ю-КУ.

Какое-то странное чувство подсказывало ему, что пришелец сказал, точнее исторг ее из своего сознания, совсем не случайно.

«Власти над Судьбой и Вселенной, – мысленно повторил про себя Герман, старательно вдумываясь в каждое слово. – Власти, которая не может принадлежать никому, кроме Странников. Власти, которую никто у них не может ни отнять, ни принять…!»

На первый взгляд, все выглядело достаточно просто и понятно. И, главное, никак не противоречило ничему, из уже известного Герману о Странниках. Причем, известному от пришельца, который, несмотря на свою демонстративную лояльность и раболепие, все же продолжал его люто ненавидеть.

В чем же тогда состояла его месть?

Неужели… Германа неожиданно осенило. Он, наконец, понял, что именно хотел ему сказать пришелец. И, главное, зачем он это сделал.

Да, пожалуй, еще никогда в жизни Герман не сталкивался со столь изощренной формой жесткости и коварства.

Да, конечно, пришелец был не в состоянии хоть чем-то навредить ему, Герману, но… Что ему мешало обрушить свой гнев и злобу на тех, кто все еще был в его власти и не был способен оказать достойное сопротивление.